) в процессе дальнейшего бытования и фольклоризации».

В нотных изданиях того периода авторство текста частенько приписывалось самому Алексею Максимовичу. Подобная версия встречается и в наши дни. На самом же деле Горький узнал о существовании «Солнца» от своего друга – поэта, музыканта и литератора Степана Петрова, более известного в тогдашних творческих кругах под псевдонимом «Скиталец».


М. Горький и С.Г. Скиталец (Петров) с гуслями


Он, в свою очередь, услышал песню про солнце в ходе своих очередных скитаний.

Услышал в исполнении самарской рабочей артели и, что называется, запа́л.

А вышло тогда, со слов самого Скитальца, так:

«Прелестный мотив песни до того поразил меня, что я пошел к ним, познакомился и выучил песню. Долго она меня потом преследовала. В городе я напевал ее всем своим знакомым, и все восхищались «новой» песней. Вскоре мне пришлось быть у Горького, который, услышав от меня «Солнце всходит», тоже долго носился с ней и, наконец, решился включить ее в пьесу, которую он тогда писал. Мне пришлось обучать композитора Гольденвейзера, который должен был положить ее на ноты. Но он так и не мог ее верно записать. Когда актеры Художественного театра, разучивая пьесу «На дне», запели «Солнце восходит», мне пришлось их переучивать. И вот, наконец, вместе с новой пьесой зазвучала по всей России моя песня, случайно подслушанная мной в самарской степи…»

Так и подмывает сделать смелое предположение, что «Солнце всходит» и была одной из тех двух песен, что поразили Гартевельда в Москве 1905-го. Да только премьера горьковской пьесы состоялась двумя годами раньше. А учитывая факт личного знакомства Гартевельда с семейством Гольденвейзеров, можно допустить, что Вильгельм Наполеонович (тот еще московский тусовщик!) лично знавал и самого Скитальца. А значит, мог слышать «Солнце всходит» еще до мхатовской премьеры.

Но если не «Солнце», тогда что? Рискну предположить, что одной из двух песен-«катализаторов» стала широко известная в узких революционных кругах «Пыльная дорога».

По пыльной дороге телега несется,
В ней по бокам два жандарма сидят.
Сбейте оковы,
Дайте мне волю —
Я научу вас свободу любить.
Юный изгнанник в телеге той мчится,
Скованы руки, как плети висят.
Сбейте оковы,
Дайте мне волю —
Я научу вас свободу любить…

К слову, пыльная дорога есть не эдакое образное поэтическое выражение, а именно что объективная реальность, данная каторжанину-этапнику в ощущениях. Вот что по этому поводу писал в своей книге «По тюрьмам и этапам» Иван Белоконский:

«…все повозки обязательно следуют близко одна за другой, так что в сухую погоду подымается страшное облако пыли, в котором приходится буквально задыхаться, не говоря уже о вреде для глаз. Нам пришлось видеть однажды, как девочка лет 7-ми, очутившись в таком облаке пыли, громко, жалобно плакала, закрыв лицо худенькими ручонками, и кричала своей матери-арестантке: «мама, мама, убери эту гадкую пыль, а то я умру». Ее тоненький, жалобный голосок долго звучал в наших ушах…»

К семидесятилетию первой русской революции в СССР был издан комплект из двух виниловых пластинок под общим заголовком «Песни революции». В прилагающемся к нему буклете даны краткие аннотации к каждой из восемнадцати уместившихся на пластинках песен. В том числе – к «Пыльной дороге».

«Песня «По пыльной дороге», вошедшая в русский песенный обиход также в 70–80-х годах, возникла в сибирской ссылке под впечатлением поэтических образов, завершающих две польские песни о сибирской ссылке: «Сибирский узник» и «Кибитка». Обе они являются, вероятнее всего, вариантами одной и той же песни неустановленного автора. Русский текст песни «По пыльной дороге» и русская ее мелодия были опубликованы впервые в 1905 году отдельным музыкальным изданием в записи и обработке композитора В.Н. Гартевельда».