Тем не менее с начала вторжения участие Александра ограничивалось игнорированием попыток Наполеона перейти от увертюры к главному действию. Настоящее руководство оборонительной кампанией принадлежало в первую очередь Витгенштейну, защищавшему со своей небольшой армией Санкт-Петербург на севере, на левом фланге, Барклаю-де-Толли, командовавшему 120-тысячной армией, находившейся приблизительно в центре обороны, и князю Багратиону, стоящему с небольшой армией на юге. Четвертая армия, руководимая стремительным Чичаговым, увязла в боях с турками на Дунае и свою драматическую роль сыграла в более поздних событиях.

Из этой четверки Барклай-де-Толли и Багратион являлись наиболее интересными личностями, разница в характере которых была настолько велика, что послужила причиной многих неприятностей, пока оба они не оказались под единым командованием, начавшимся с назначения на должность главнокомандующего Кутузова, «старой северной лисицы» – ему нравилось, когда его так называли.

Предки Барклая – шотландцы, а сам он был литовцем, человеком чрезмерно осторожным, хорошо знавшим теорию ведения войны. Багратион познал искусство войны под знаменами неистового Суворова, о котором Байрон сказал: «герой и шут, полумерзавец, полудемон». Эти слова – точное описание Суворова: он был грозным противником на войне, способным вдохновить своих солдат на совершение невозможных подвигов, на доблесть и твердость, человеком, чья тактика ограничивалась только бешеными атаками на врага, где бы он ни появился. Багратион был вместе с Суворовым, когда этот демонический генерал очистил Северную Италию от французов, пока Наполеон находился в Египте, Багратион сопровождал Суворова во время его фантастического перехода через Альпы, после того как Массена разбил объединенные силы русских под Цюрихом[10]. Багратион с презрением относился к осторожности Барклая-де-Толли. Он хотел выйти в тыл французской армии, чтобы сделать отвлекающий маневр и тем самым либо остановить продвижение французов по направлению к Москве, либо заставить их воевать на два фронта.

Если бы его планы осуществились, только невероятное везение могло спасти его от окружения и уничтожения, попадись он прекрасному тактику, генералу Жюно, одному из самых близких друзей Наполеона, а не Жерому Бонапарту, брату Наполеона, охотнику за юбками, который мог быть кем угодно, но только не солдатом.

Так получилось, что русские медлили с генеральным сражением на протяжении всей дороги от Вильно до Бородина, находившегося недалеко от Москвы. Под Смоленском основные русские армии, за исключением Витгенштейна, защищавшего Санкт-Петербург и противостоявшего левому флангу французов, объединились под командованием Кутузова. Князь Багратион погиб в Бородинском сражении под Москвой.

В это время Александр, выбравший тактику выжженной земли, вынудил французскую армию безнадежно растянуться по всей опустошенной дороге длиной в 500 миль. Может быть, теперь Наполеон задумался над словами генерала Раппа, бесшабашного французского сорвиголовы, которые тот произнес во время небольшой вечеринки в Данциге, незадолго до начала вторжения. Наполеон тогда спросил у Бертье, начальника генерального штаба, и Мюрата, своего зятя: «Сколько лиг от Кадиса до Данцига?» Маршалы оказались слишком осмотрительны, чтобы дать ответ. За них ответил Рапп. «Слишком много!»– сказал он.

В своей прекрасно написанной книге «Наполеон Бонапарт. Взлет и падение» историк Д.М. Томпсон проводит интересную параллель между военными походами, которые совершили войска Наполеона, и расстояниями между современными городами в Великобритании. Для сравнения он представляет расстояние между Брайтоном, на южном побережье, и Эдинбургом как военный поход с несколькими привалами. Местами, где войско останавливается на привал во время этого воображаемого похода, становятся Лондон, Йорк, Дарлингтон и Бервик, которые означают Вильно, Витебск, Смоленск и Бородино, где Кутузов совершил остановку для решающего сражения.