В распоряжении Наполеона находилось 4500 солдат, а также около 1500 «патриотов» – жандармов и ветеранов из Дома инвалидов. Им противостояла слабо организованная масса сторонников секций (до 30 000), которыми формально командовал генерал Даникана (он потратил большую часть дня на попытки договориться). Лишь в 16 часов колонны мятежников показались из переулков севернее Тюильри. Наполеон открыл огонь по ним не сразу же, а когда со стороны секционеров раздались первые ружейные выстрелы. Между 16:15 и 16:45 он нанес сокрушительный ответный удар из пушек. Он также расстрелял картечью сторонников секций, пытавшихся перейти по мостам Сену, и они, понеся тяжелые потери, бежали. К 18 часам в большинстве районов Парижа атаки прекратились, но у церкви Святого Роха на улице Сент-Оноре, где фактически располагался штаб восстания и куда несли раненых, отдельные мятежники продолжали стрелять с крыш и из-за баррикад. Бой продолжался много часов. Наконец Наполеон выдвинул пушки на расстояние 55 метров от церкви, и противнику не осталось иного выхода, кроме сдачи в плен{220}. В тот день погибло около трехсот мятежников и полдюжины солдат Наполеона. Позднее Конвент (проявив, по меркам тех дней, великодушие) казнил всего двух руководителей секций[19]. После «залпа картечи» парижская толпа в следующие тридцать лет не играла во французской политике никакой роли.

В 1811 году генерал Жан Сарразен опубликовал в Лондоне книгу «Признание генерала Буонапарте аббату Мори». Поскольку к тому времени Наполеон заочно приговорил Сарразена к смертной казни за измену, он с легкостью смог написать, что 13 вандемьера «Буонапарте отнюдь не удерживал своих ослепленных яростью солдат и даже сам явил им пример бесчеловечности. Он рассекал саблей тех несчастных, кто в ужасе бросал оружие и молил его о пощаде»{221}. Далее Сарразен пишет, что капитан Монвуазен, заместитель Наполеона, сложил полномочия, бросив Наполеону упрек за проявленную в тот день жестокость. Все это неправда, но стало частью «черной легенды» о Наполеоне.

Ночью 13 вандемьера ливень смыл с мостовой кровь, но память осталась. Даже пламенный антиякобинский журнал Annual Register, основанный Эдмундом Бёрком, отметил, что «именно в этом конфликте Буонапарте впервые появился на театре войны и своей отвагой и поступками положил начало той уверенности в своих силах, которая столь скоро привела его к возвышению и славе»{222}. Из-за требований политического момента ему больше не стоило ждать от военного министерства нелепостей вроде соблюдения старшинства, предложения предстать перед медкомиссией или оправдаться по делу о дезертирстве. Еще до конца вандемьера Баррас – в знак признания заслуг Наполеона в спасении республики и предотвращении гражданской войны – произвел его в дивизионные генералы и вскоре назначил командующим Внутренней армией. По иронии, Наполеон сначала отказался от назначения в Вандею – отчасти потому, что не желал убивать сограждан, а затем, после головокружительного повышения, делал именно это. Но он проводил разграничение между легальными комбатантами и «сбродом». Еще некоторое время Наполеона иногда называли (за глаза) «генералом Вандемьером». Отнюдь не смущенный своей причастностью к гибели стольких соотечественников, он, сделавшись первым консулом, распорядился ежегодно отмечать эту дату, а когда некая дама поинтересовалась, как он смог хладнокровно стрелять по толпе, ответил ей: «Солдат всего лишь машина, исполняющая приказы»{223}. Наполеон не уточнил, что в том случае приказы отдавал именно он.

«Залп картечи» вознес семейство Бонапартов. Годовое жалованье Наполеона теперь составляло 48 000 франков. Жозеф получил пост в дипломатическом ведомстве, Луи учился в артиллерийском училище в Шалоне и позднее стал членом растущей команды адъютантов Наполеона, а одиннадцатилетнего Жерома – младшего мальчика в семье – определили в школу получше.