Ты не представляешь, что со мной творится, когда прикасаюсь к шершавой щеке скалы, горячей, как печка. Когда сижу на камне над самым обрывом. Хочется кричать от восторга и полноты жизни! А потом застыть и слушать, как вздыхают и шепчут скалы свои старинные легенды.

Горы… Кажется, что море тянет меня вниз, а горы зовут взлететь.

А ещё в горах есть реки. Они усердно поливают горы, и те растут и растут веками. Горная речка – это моё-моё. У нас один характер на двоих. Обе бежим, несёмся, не думая ни о чём. Омоешь ноги упругой ледяной струёй, зачерпнёшь пригоршню напиться, и можно лететь дальше. Заросли рододендронов по берегам, огромные хосты – я никогда не видела их в дикой природе. Водопады со звенящей весёлыми брызгами водой! Ночёвка в палатке рядом с ревущей рекой! А горные озёра! Это же что-то невероятное!

Да-да, не трогай за плечо, знаю, что пишем о море. Прости, но сердце в горах! А потому – знаешь, давай лучше в Архыз! Люблю возвращаться в места, где была счастлива. А вдруг, где-то там, на знакомой полянке, поджидает меня преданный Джинн…

Мои коты.

Они, конечно, были не совсем мои. Ещё папины и мамины. Нельзя сказать, что я о них забыла в дне сегодняшнем. Нет.

Каждый прохожий, идущий мимо, оставляет в памяти свою царапинку, а тут – живые пушистые существа.

Они сидят на яркой радуге, свесив хвосты, и внимательно меня разглядывают. Чудесные кошары!

Один – чёрно-белый, холёный, важный и степенный. Ни дать ни взять граф. Лорд. Ах, нет – Маркиз! А как иначе мы могли назвать столь важную особу кошачьей масти?

Второй – серенький. Местами чрезвычайно пушист, местами почти лыс. Тонкохвостый и большеухий. Осоловело-изумлённые глазки смотрят доверчиво и искренне.

Мой малыш. Мой Шнурок.

– Представляешь, я даже не помню, как ты у нас появился, – смотрю на Маркиза и начинаю разговор первая.

Неловко болтать с котами, запрокинув голову. Радуга высоко. Ложусь на траву, закидываю руки за голову – вот теперь удобно, теперь мы – глаза в глаза.

– Это плохо, – вынес вердикт Маркиз. – Не ожидал от тебя.

– Да нет же! Просто мне кажется, что ты был у нас всегда! – понимаю, что оправдываться перед призраком кота, – дело неблагодарное, но надо как-то спасать репутацию бывшей хозяйки. – Прекрасно помню, как покупали тебе сухой и влажный корм, рыбку. Как ты выселял папу с его законной кровати, укладываясь ровно посерединке. И взрослый мужчина терпел твои выходки. Помню, как забирался в постель к маме. Как мы все вчетвером ходили на огород.

– А про меня… ничего не помнишь? – легким ветерком прошелестел в моём сознании вопрос.

Вопрос будто сам собой появился вместе с милым образом Шнурка, таким, каким я его помнила. Его глаза смотрели на меня с такой отчаянной надеждой, что я не выдержала.

– Шнурик, милый, тебя я помню больше! – изо всех сил пытаюсь послать лучики любви и тепла поближе к его серенькой шкурке. – Как ты впервые появился на коврике около нашей двери. И никуда не хотел уходить, хотя я налила тебе молока и посадила на высокий подоконник двумя этажами ниже. Ты молоко вылакал и – бегом за мной, дальше нравиться и умилять.

– Я очень хотел быть вашим.

– Ага… Ты мне тоже сразу понравился. Но… что скажут родители, ты же понимаешь.

– Да, понимаю. С котами ведь столько хлопот, – эхом продолжал ход моих мыслей Шнурок.

– Перестаньте сентиментальничать. Оба, – Маркиз встал и небрежно потянулся, выгнув спину. – В конечном итоге всё всем разрешили: тебе – он глянул на меня строго – пустить малыша в дом, а тебе, котёнок, – остаться в этом доме.