Естественно, я не могла поделиться с ними своей радостью… Впрочем, в этом не было и нужды, и я принялась потягивать негус (портвейн, смешанный с горячей водой, сахаром и специями, а потом охлажденный – и впрямь охлажденный! – до удивительно приятного вкуса) и вслух восхищаться новыми изменениями в саду Бертрамов, и без того известном красотой и разнообразием. Старый мистер Бертрам потратил на него более полувека, а его дети, видимо, унаследовали не только сад, но и страсть к растениеводству.

– …И мы прочистили ручей и поставили новый сарай под рассаду, побольше, – хвасталась Сисси Бертрам. – У нас много желающих купить горшечную лозу и цветы для гостиной или зимнего сада! Хотя не знаю…

Пыл ее поугас, и заговорила она уже с сомнением:

– Вся эта суматоха из-за войны плохо сказывается на делах.

Мистер Бертрам кашлянул и негромко произнес:

– Это как посмотреть. Боюсь, на лекарства спрос только возрастет.

– Но если солдаты уходят… – с надеждой начала мисс Бертрам, но ее брат, более трезво взирающий на положение дел, покачал головой.

– Друг Сисси, разве ты не чувствуешь грозу? – тихо спросил он. – Она все ближе и ближе.

Он поднял голову, словно бы принюхиваясь, а сестра взяла его за руку, вместе с ним вслушиваясь в шум далекой стычки.

– Мистер Бертрам, я и не знала, что вы квакеры, – заговорила я, лишь бы нарушить зловещее молчание.

Оба заморгали и улыбнулись.

– О, – сказала мисс Бертрам. – Отца изгнали из собрания много лет назад. Но детские привычки порой прорезаются в самый неожиданный момент. – Она пожала пухлыми плечами – вроде бы и с улыбкой, но не без некоторого сожаления. – Вижу, у вас, леди Грей, есть список?

Я наконец вспомнила о делах, и весь последующий час мы бурно обсуждали преимущества и изъяны тех или иных лекарственных средств, перебирая в сарае пучки сушеных трав и срезая свежие на грядках. Осознав, что скоро мы вернемся в Ридж (и благодаря меткому замечанию мистера Бертрама о грядущем росте спроса на лекарства), я приобрела гораздо больше, чем собиралась, не только пополнив свои запасы (включая фунт сушеного китайского хвойника… что, черт возьми, мне делать с герцогом?!), но и прикупив хинина, девясила и даже лобелии, не считая обещанных Хантеру асафетиды и женьшеня.

В итоге оказалось, что в корзинку все не помещается, и мисс Бертрам предложила запаковать остатки и отправить вечером с одним из садовников, который живет в Филадельфии.

– Хотите напоследок посмотреть на наш новый ручей? – спросила она, мельком взглянув на небо. – Еще не все готово, правда… Однако то, что есть, выглядит здорово, и в это время дня там очень прохладно.

– О, спасибо, мне и правда… Подождите-ка! У вас там, случайно, нет свежего стрелолиста?

В список я его, конечно же, не включала, но вдруг все-таки повезет?..

– Есть! – воскликнула она. – Уйма!

Мы стояли в одной из самых больших сушилен, и день уже клонился к вечеру; сползающее к горизонту солнце полосило стены сарая блестящим золотом, высвечивая дождь из пыльных частичек от сохнущих цветов. Мисс Бертрам, не колеблясь, выхватила из горы инструментов на столе деревянную лопатку и короткий нож.

– Хотите сами срезать?

Я радостно засмеялась. Копаться голыми руками в сырой глине – большинство женщин (особенно в одетых в бледно-голубой муслин) пришли бы от такого предложения в ужас. Однако мы с мисс Бертрам говорили на одном языке. Я уже несколько месяцев не возилась в земле, и кончики пальцев покалывало от нетерпения.

Ручей и впрямь оказался на диво прекрасен: берега обрамляли ивы и белые березы, отбрасывающие густую тень на заросли настурции, азалии и сочно-зеленого кресса. Я почти воочию чувствовала, как выравнивается у меня артериальное давление, пока мы с Сисси, прогуливаясь, болтали о всяческих пустяках.