У него были внешность и уверенность аристократа, но кем бы он ни был – принцем, герцогом или самим Богом, сошедшим с небес, чтобы покарать их всех, – этот мужчина оказался глупцом, раз посмел прийти в ее дом и обвинить ее отца. Девушка предполагала, что именно он мог быть убийцей, и намеревалась довести это до сведения всех, кто был готов слушать.

Только когда солнце взошло, Блайт заставила себя успокоиться и не шагать от стола к кровати и вернулась в гостиную, чтобы найти удобное кресло. Накануне она отказалась от помощи горничной, и ей пришлось хвататься за все части корсета, до которых могла дотянуться, чтобы вернуть возможность нормально дышать. В конце концов она упала на кушетку и закинула ноги на стол перед собой. Казалось, прошли часы, пока она бездумно смотрела в потолок, поэтому Блайт практически вскочила на ноги, когда в дверь постучали. Ее волосы, несомненно, растрепались, а легкие румяна на губах и щеках стерлись. Но она не потрудилась привести себя в порядок, потому что сейчас было важно только одно.

– Отец? – Девушка попыталась скрыть разочарование, когда на пороге появилась Элейн Бартли, ее камеристка.

– О нем пока ничего не слышно, мисс. – Элейн прошла в гостиную и мрачно нахмурилась, оценив состояние Блайт.

И хотя Блайт предпочла бы выслушать новости, она не смогла равнодушно смотреть на поднос с чаем и выпечкой, который Элейн поставила на стол.

– Я подумала, что вы, возможно, еще не спите. Как и мисс Фэрроу. И мистер Уорик. Завтрак будет готов через два часа, и я решила, что вы могли проголодаться, так как не сомкнули глаз.

Блайт была голодна. Очень. Но прежде, чем она успела налить себе чашку чая, Элейн добавила:

– Не желаете переодеться во что-нибудь более удобное? Не думаю, что бальное платье подходит для сна или завтрака.

Хотя между шторами уже проникал солнечный свет, Элейн подготовила ночную рубашку и помогла Блайт переодеться. Только оказавшись так близко, Блайт заметила, какие у женщины покрасневшие и прищуренные глаза. Элейн прижала руку ко лбу, нетвердо держась на ногах.

– Ты плохо себя чувствуешь? – спросила Блайт, на всякий случай немного задержав дыхание. Едва встав на ноги, она меньше всего хотела подхватить очередную болезнь.

Щеки Элейн вспыхнули.

– Время от времени, мисс, хотя думаю, все дело в амброзии. Каждый год меня одолевает пыльца. – Элейн отошла в сторону, чтобы Блайт могла расправить ночную рубашку. Сорочка была намного удобнее платья и легкой как перышко. Девушка посмотрела в отдельно стоящее зеркало, чтобы оценить свой помятый внешний вид, но ее внимание привлекло отражение Элейн.

Холодный ужас охватил Блайт, когда в зеркале отразилась усыхающая фигура камеристки и ее фиолетовые мешки под глазами. Отражение Элейн казалось ожившим скелетом, и в груди Блайт зародился крик, который она с трудом сдержала. Девушку бил озноб, и она не смогла отвести взгляд, когда к ней повернулось изможденное лицо, в котором каждая лицевая кость и контур каждого зуба проступали сквозь тонкую, как бумага, кожу. Элейн спросила:

– Вы не простудились?

Ее голос был похож на скрежет веток по оконному стеклу, такой резкий, что Блайт отшатнулась, почувствовав знакомый приступ тошноты. Возможно, она заснула, и все это было не наяву – ибо как еще можно объяснить сгустки теней, которые просочились под кожу Элейн и распространялись, как зараза?

Блайт отвела взгляд, дыша так тяжело, что горничная взяла ее за руки, чтобы поддержать. Блайт вся похолодела.

– Мисс? – прошептала Элейн. – Мисс Хоторн, с вами все в порядке?

На этот раз Блайт действительно закричала, сердце едва не выпрыгнуло из груди, когда она увернулась от прикосновения женщины, похожей на скелет. Вот только… в ней уже ничего не было от мертвеца. Стоявшая перед ней Элейн снова стала той, которую Блайт всегда знала. Даже когда девушка перевела взгляд на отражение, горничная в зеркале была полна сил – не считая припухших красных глаз – и выглядела совершенно здоровой.