Елизавета присела на бонкетку и коснулась холодными пальцами клавиш пианино.

– Умею. Мама научила меня играть на пианино и на гитаре.

– А ты можешь сыграть и спеть? – С надеждой спросила Саманта.

– Хорошо, я спою, но только для тебя моя милая! – С нежной улыбкой на губах ответила Елизавета.

Елизавета начала играть мелодию своего сердца. Пальцы нежно касались клавиш, давая нотам дорогу к небесам. Мелодия была грустной и чарующей. Мелодия наполняла гостиную вихрем нежности и сожаления. Это музыка шла не только от пианино, но и от сердца и души Елизаветы. Она начала петь нежным и мелодичным голосом:

Филисити и Тимур стояли за спиной Елизаветы. Оба они смотрели ей в спину затаив дыхание. Тимур слушал, как Елизавета поет, голос ее окутал его слух, а в душе что-то екнуло. Ему хотелось обнять ее, прижать к сердцу и дать ей покой и защиту. Ему хотелось, что бы она любила его, отдавала ему всю себя без остатка, но, увы, любит она другого. Дрожь в ее голосе и боль выплескивались наружу с музыкой и песней. Любовь к тому мужчине просачивалась в стены дома. Гостиная наполнилась грустью…

Стефания вошла в гостиную и обомлела. Выпрямив спину и гордо подняв голову, она громко произнесла:

– Что здесь происходит?

Все разом обернулись, посмотрев в ее сторону.

– Дорогая, мы слушали, как поет Елизавета. Она прекрасно поет, не так ли? – Спросил Тимур, подходя к Стефании.

– Да, но прислуга не должна ходить по дому как хозяева. Слуги должны ограничиться кухней и комнатами, в которых им дозволено жить. Дорогой, эта девушка должна быть наверху в комнате твоей дочери, а не в гостиной, где мы принимаем гостей. Что о нас подумают люди!? Злобно проговорила она.

Елизавета резко встала с банкеткии, глотая ком подступивший к горлу, она проговорила:

– Прошу прощения, больше такого не повторится. – Елизавета выбежала из гостиной как ошпаренная.

Тимур не успел ее остановить, он был ошеломлен поведением Стефании. Саманта побежала вслед за Елизаветой, крича – Лиза подожди меня, пожалуйста.

Филисити тоже вышла из гостиной, направляясь в библиотеку. Тимур стоял и внимательно смотрел на свою невесту, не узнавая ее. Она всегда была милой и доброй, но никогда он не видел ее такую, <злую>.

– Стефания, как это понимать? – Сурово глядя на нее, спросил он.

– Дорогой, ты злишься на меня, но что я такого сказала, что могло тебя разозлить? Ведь я сказала это для того что бы в доме был порядок и дисциплина. У каждого свое место.

– Елизавета не служанка, а гувернантка моей дочери, стало быть, она имеет право ходить там, где ей вздумается. Слуги тоже могут находиться там, где им хочется. В моем доме уважают прислугу, и я не позволю, к ним так жестоко относится! Я ясно выразился? – С гневом в голосе спросил он.

– Тимур, я не позволю так разговаривать с собой. Когда тебя обворуют, только тогда ты поймешь, что я была права.… Сейчас никому нельзя доверять, тем более прислуге. А эту иностранку ты не знаешь, не знаешь, чем она занималась и как она жила в России. – Высказав, свое недовольство, Стефания развернулась и ушла, оставив Тимура в глубокой задумчивости.

– А ведь в чем-то Стефания права, я ведь не знаю Елизавету. – В слух проговорил он, удаляясь в свою комнату. Стефания сумела за кластьсомнения в душу Тимура.

Елизавета поспешно вбежала в свою комнату. Слезы бежали по щекам крупными каплями. Упав на кровать, она громко зарыдала. Обида и боль пронзали грудь. Елизавета не могла поверить, что ее обозвали прислугой. Ей стало обидно за людей, которые работают, прислуживая богачам. К ним относятся так же пренебрежительно и грубо, ни во что, не ставя. Прислугу за людей не считают. Вот она, правда, жестокого мира!