Ау-Фе-Са пытался жечь врагов всполохами своего огня – одним, другим, третьим. Он обладал колоссальной мощью, но не был привычен к огромной астральной оболочке, а потому действовал слишком медленно. Отвлекшись на тех, кто носился в опасной близости от резервуаров с энергией, он не заметил, что астральная воронка затягивает в глубину обломки головы Пантократора. Когда же он понял это, было поздно – двадцать семь выживших Строителей уже устремились туда, где они смогут воссоздать разрушенное – восстановить честь и славу своего народа. Им не суждено вернуться к своим физическим оболочкам: их тела останутся замерзшими мумиями в заброшенном горном городке. Им не придется снова видеть горные вершины и слышать грохот обвалов. Но пока жива мечта, они остаются Строителями. Они уходят, но лишь для того, чтобы вернуться и одержать верх. Не ясно, как и не ясно, когда, но победа будет за ними – в этом не может быть сомнений. На их стороне знание и правда, а правда всегда побеждает. Но на это потребуется время. А как же бедные варвары? Ну что же, им придется потерпеть. Строители помогут и варварам. Позже.

Со скрипом отвалив рассохшуюся дверь, Авик окинул быстрым взглядом все свое нехитрое хозяйство. Затем, набрав полную грудь весеннего воздуха, он запрыгал босыми ногами по обжигающе холодной мартовской росе. Дорожка, ведущая к сараям, была слишком слякотна, поэтому приходилось пробираться вдоль кустов шиповника, избегая разбросанных под ними засохших веточек. Земля, еще хранившая зимний холод, щипала пятки так, что добежав до курятника, он совершенно проснулся. Под стоящим на деревянных колодах сарайчиком масляно поблескивала большая темная лужа. Чтобы не замараться пометом, Авик натянул на замерзшие ступни грязные плетеные туфли. Он резко откинул створку и просунул голову внутрь, чем вызвал шквал возмущенного кудахтанья проснувшихся наседок. Узнав хозяина, птицы успокоились и гурьбой направились к кормушке. Убедившись в том, что проса вдоволь, он приоткрыл запертую на крючок дверцу в маленький огороженный палисадник. В ту же секунду, нервно откидывая назад головы на тонких шеях, две птицы выбежали наружу, вероятно, опасаясь того, что другие смогут опередить их. Авик выплеснул курам содержимое грубой глиняной поилки, затем вычислил опытным глазом белеющее в соломе свежеснесенное яйцо и отправился за водой к колодцу. Прыгая по двору с ведерком, он неожиданно обнаружил, что дверь на сеновал не заперта на задвижку. Взявшись одной рукой за деревянную щеколду, он собрался было запереть ее, но зачем-то заглянул внутрь и замер.

Из копны сена на него глядели две худощавые ступни, торчащие из размотавшихся онучей. Пока Авик удивленно вглядывался в эту картину, одна ступня успела задумчиво почесать другую довольно длинным и не очень чистым ногтем. Тем временем глаза его привыкли к полутьме, и тогда в глубине амбара обнаружилась наполовину засыпанная сеном белобрысая голова, а кроме того, стало очевидным наличие как минимум одной вальяжно откинутой руки. Поставив поилку, Авик поднял с земли покрытый росой прутик, и стряхнул холодные капли на ничего не подозревающие пятки. Незваные гостьи немедленно скрылись в сене, и как бы подтверждая свою связь с ними, рука вползла куда-то в недра копны, а голова обиженно забормотала и нехотя разлепила один глаз.

– А-а, вот и ты. Доброе утро! – произнесла голова, открыв второй глаз. Затем из-под сена вновь появились пятки и две длинные руки, которые, впрочем, более не претендовали на независимость, оказавшись частями тела долговязого юноши, который, легко выпрямившись, слез с копны и теперь переминался с ноги на ногу, отряхивая застрявшие в волосах соломинки.