Улан открыл было рот, желая осведомиться, насколько его другу верится в то, что он вновь окажется в Одессе, но, посмотрев на набычившегося Петра, внезапно расхотел интересоваться. И без того понятно, что сильно. Даже очень сильно.

Заряница, ставшая для Улана наставником по установке лесных ловушек, оказалась талантливым педагогом. Во всяком случае, Улан понимал ее объяснения с первого раза – и как правильно устанавливать самострел на тропе, и как ставить капкан, и как маскировать ловчую яму. Слушал он ее уважительно, презрительных намеков на ее бабский пол себе не позволял и невозмутимо принимал ее старшинство в тех делах, где он по неопытности мало смыслил. Девушке такая почтительность и послушание чертовски льстили, и она не жалела времени, втолковывая ему разные премудрости и величая всегда по имени-отчеству. Правда, трудное словцо «Тамерланович» у нее выговорить никак не получалось, и Улан, недолго думая, заменил его на Тимофеевича. Ему все равно, а ей проще.

Вначале Сангре поглядывал на их воркование с улыбкой, но затем предупредил друга:

– Слушай, уставший пилигрим тверских лесов и болот. Если ты решил бросить в ее сторону якорь страсти и отдохнуть с нею активной частью тела, то не советую. И вообще, как говорил классик, чем меньше девушек мы любим, тем больше времени на сон.

Улан, отчего-то засмущавшийся, принялся торопливо оправдываться, что у него с Заряницей ничего такого нет и вообще он всегда предпочитал более стройных, но Сангре с кривой усмешкой перебил:

– Это ты ее брату втолковывать станешь, когда он вернется.

– Почему… брату?

– А вдруг она, неправильно тебя поняв, ему о твоих поползновениях расскажет. И тогда, поверь на слово, он первым делом примется рассказывать тебе о порядке сговора, помолвки и сватовства – что за чем идет и так далее.

– Зачем? – оторопел Улан.

– А затем, что они хоть и без родителей живут, но он ей вместо отца и для сестрицы своей ничего не пожалеет, дабы как у людей все было, – поучительно пояснил Петр.

– То-то ты к ней давно на пушечный выстрел не подходишь, – хмыкнул Улан.

– Ну да, – невозмутимо согласился Сангре и почему-то потрогал правую скулу. – Я весь свадебный порядок хорошо изучил и лекцию про него прослушал. Правда, Заряница ни при чем. Ему самому показалось нечто такое, вот он и прояснил обстановку.

– У кого на что стоит, тот о том и говорит. Сдается, помимо лекции у тебя и практическое занятие было, – и Улан с улыбкой кивнул на скулу. – Припоминаю, какой фингал у тебя на ней красовался. Правильно я не поверил, когда ты мне сказал, будто с лестницы упал.

– Так ты решил, будто меня кузнец отоварил? – догадался Петр. – Зря. Я действительно с лестницы слетел. Ну, извини, забыл добавить, что чуть повыше меня на ней Заряница стояла и ногой неудачно взбрыкнула. А нога у нее… – и он вздохнул. – Потому и советую по-дружески: уединение в лесу, конечно, благоприятствует неким процессам, но с попытками приласкать будь поосторожнее.

– И в мыслях не держал, – заверил Улан. – К тому же я завтра перехожу на самостоятельную работу. Заряница сказала, что лес я в округе изучил хорошо, охотничьи премудрости освоил и она за меня спокойна.

Две волны всадников одна за другой на рысях летели по заснеженному полю. Первая, гораздо меньшая, убегала после сокрушительного разгрома в недавней битве; вторая, состоящая из победителей и куда большая числом, настигала их. И настигла бы, если б один из беглецов, скачущий стремя в стремя с рыжеволосым красавцем, не крикнул ему на ходу:

– Всем не уйти, Юрий Данилыч. Заслон надо оставить.