Улан опешил. То Петр, теперь деваха. С чего это у них всех такой бзик? Но ответил вежливо:

– Я – калмык.

Лицо девушки как-то просветлело, она улыбнулась и почти весело заявила:

– Ладноть, вечером, так и быть, поболе ушицы налью.

«А если б я татарином был, не налила?» – не понял Улан, но уточнять не стал. Подумать о прочих странностях у него тоже не вышло – быстро сморило, и проснулся он только заслышав скрип открывшейся двери. Улан открыл глаза и увидел на пороге Петра.

Только теперь Улан обратил внимание на то, что выглядела не совсем обычно не только одежда его друга, но и он сам. Во всяком случае Улан никогда еще не видел Петра столь серьезным, озабоченным и… слегка смущенным. Даже обычной ироничной усмешки на губах не наблюдалось. С чего бы?

Имелись настораживающие нюансы и в их разговоре. Нет, поначалу все было в порядке – Сангре вновь засыпал Улана вопросами о самочувствии, но едва их запас кончился, как он замялся и, после паузы, явно не зная, что сказать, поинтересовался:

– Как тебе мой прикид? – и он, гордо подбоченившись, одернул на себе потрепанную безрукавку.

– Круто, – оценил Улан. – Судя по всему, раритет.

– Точно, – весело заулыбался Петр. – Лапсердак «а-ля Глеб Жеглов». Отстоял длиннющую очередь на распродаже вещдоков на Петровке, но не жалею. На спине след от топора самого Горбатого. А если относительно серьезно, то я тут по совместительству в один клуб любителей кузнечного дела устроился. «Куй с нами» называется. Вот и урвал по блату. Штаны тоже достались круче некуда, одни в Одессе. Последний писк моды: галифе наизнанку. Размерчик, правда, слегка подгулял, но зато можно не переодеваясь подрабатывать пугалом на огороде.

Улан кивнул и поинтересовался:

– А мы вообще где находимся?

Сангре мгновенно стушевался, явно придя в затруднение от, казалось бы, вполне безобидного вопроса, почесал в затылке, и, неопределенно покрутив пальцами в воздухе, выдавил неуверенно:

– Ну, скажем, в деревне Липневке, в колхозе «Лесная глухомань».

Загадочный ответ друга удивил. Ладно, название. С ним понятно – капитан Блад в очередной раз изгаляется. Но Улан за несколько месяцев проживания в этих краях вообще ничего не слыхал ни о каком колхозе. Или Петр имел в виду что-то другое? Об этом он и спросил, заодно уточнив, как они сюда попали.

– Да обычным макаром, – отмахнулся Петр. – Девица, что отсюда сейчас вышла, неподалеку от нас охотничьи ловушки проверяла, вот и… Вначале испугалась, убежала куда-то. Я уж подумал все, труба нам с тобой. А она, оказывается, в деревню за помощью ломанулась – брата приволокла и прочих мужиков. Поначалу, правда, они нас за московских раз… – он осекся и махнул рукой. – Словом, неважно. Позже разобрались и к себе в деревню доставили. Но тут вот какая петрушка получилась… – протянул он, но продолжать не стал и вновь умолк, сосредоточенно разминая в руке хлебную крошку, прихваченную со стола.

– А почему меня в райцентр не отправили? – воспользовавшись паузой, поинтересовался Улан. – Я, конечно, не привереда, но медицина здесь поставлена как-то… допотопно, не находишь?

– Болит? Где? – встревожился Петр.

Улан неопределенно поморщился. Раны действительно болели, но терпимо. Да и боль была эдакая тупая, щадящая. Словом, все в порядке, но… Он вспомнил подозрительного вида повязки, сомнительные настои, хранящиеся в закопченных горшках, и… повторил вопрос насчет райцентра, заодно осведомившись, знает ли о том, что с ними произошло, его дядька.

– Да погоди ты с дядькой, – поморщился Сангре. – Лучше скажи, тебя здесь ничего не смущает? Ну, мебель, сама изба, земляной пол, одежда местного народца, мои лохмотья, в конце концов?