Смотрит Валя на красноармейцев и думает: «Вроде бы вы обыкновенные люди, как все. Но это только кажется мне. А на самом деле вы необыкновеннее, вы – герои. Я хотя бы немножечко посплю ночью, приткнусь к матери. А вы….?»

Ни разу не видела Валя, чтобы красноармейцы спали. А только поглядит по утру вдоль стены, где раненые лежат, а их уже нет там, за ночь переправляли в медсанбат, в деревню Некрасово. И не только раненых ночью переносят наши бойцы за реку, но боеприпасы доставляют оттуда.

За домами, до самой железнодорожной ветки, тянутся огороды. А там, дальше, за линией Ока. Вале из окошка видно, как под сильным пулеметным огнем ползут красноармейцы. Не от метели – снежного урагана бойцы сжимаются и зарываются в снег, их преследует сильный пулеметный огонь. И артиллеристы обстреливают. Едва только стихнет шквальный свинцовый ливень, и красноармейцы опять поднимаются и бегут, к освобожденным от немцев домам.

Только на несколько минут забежит в дом такой красноармеец, в изнеможении упадет на пол и мгновенно заснет тяжелым сном. Но стоит войти командиру и окликнуть бойца, он моментально поднимается и бежит на помощь товарищам. Там, на улице, он плюхнется в глубокий снег, и опять поведет бой, отбивая натиск немцев. Все настойчивее, все яростнее прут фашисты. Они уже обошли Валин дом, проникли на территорию фанерной фабрики, – все делают, чтобы выбить из города горстку наших храбрецов.

«Родные! Хорошие! Как же вам трудно!», – глядя на своих защитников, причитают женщины. Никто из них не слышал жалоб от красноармейцев. Свирепого декабрьского мороза и буйства самой смерти не замечают. Лица у всех мужественные, решительные.

Среди бойцов, сражающихся за Калугу, – люди с разных концов страны – русские, украинцы, узбеки. Но русских больше. И пришли они сами освободить Калугу, оставив свои дома в Туле, в Сибири, в Донских степях. Здесь, в боях за город, они породнились между собой и стали родными для всех калужан.

Глава 5.

Валя Иконникова продолжает ухаживать за ранеными. Теперь она не различает дней. Для нее, для ее матери с детьми и для всех обитателей дома они слились, превратились в сплошной кошмар.

Как-то вечером в дом забежал командир. Он потребовал покинуть дом.

– Немедленно! – добавил строго.

– Куда нам теперь деваться? – раздался тревожный женский голос.

– В убежище идите. Бой усиливается.

Жители дома и все, кто укрывался в нем в эти грозные дни, были готовы на всякие действия. Они быстро перебрались в убежище – землянку, сделанную в огороде. А через полчаса все убедились в правильности этого решения, так как дом оказался на переднем крае. Вначале в дом, затем в землянку полетели гранаты. Они взрывались и разрушали накат. С наружной стороны землей придавило дверь, убежище заволокло пороховым дымом.

Старики и женщины с детьми кое-как откопали выход и выбрались наружу. Все что они видели вокруг, слилось в их преставлении в одну страшную незабываемую картину ужаса войны, взрыв снарядов, мин и гранат, тарахтение пулеметов и трескотня автоматов, грохот и крики. А у ворот, направив на жильцов автоматы, стояли немцы. С чердака в сторону реки строчил их пулемет.

«Конец. Всех перебьет сейчас». – Подумали в страхе вылезшие из убежища люди. Но их не расстреляли. Немцы кричали на них что-то по своему, толкали, выгоняли всех за ворота на открытую для обстрела улицу. Беспорядочной толпой пошли беззащитные люди по улице Свердлова в сторону такой же бурлящей улицы Салтыкова – Щедрина. Они двигались через охваченные пожаром улицы, там, где оставались пепелища вместо домов, с замиранием сердца смотрели на трупы красноармейцев и гражданского населения. Кто эти убитые – такого вопроса не задавали, над этим просто не задумывались, мысленно различая лишь то, что на одних одежда серого цвета, военная, на других самая разнообразная гражданская.