В общем, богатые родственники меня, бедную «отщепенку», жалеют, а мне это только на руку. Главное, чтобы они не начали настаивать на том, чтобы я осталась под их опекой…
— Птичка снова в саду, — протянул Эвелинд.
Его появление не стало для меня сюрпризом; я слышала шаги. Молодой человек – мы с ним ровесники – подошел ко мне, нагло забрал мой коктейль и, попробовав, скривился.
— Как ты можешь пить эту приторную гадость?
— Мне нравится, — лениво произнесла я.
Эвелинд в тысячный раз окинул меня взглядом.
Он то и дело на меня смотрит: оценивает, присматривается. Может, даже и любуется. Жуть как интересно считать его отношение ко мне, прочесть эмоции, но я держусь: не дело это, сканировать своих же родственников. Да и не хочу я знать, что на самом деле Рубби обо мне «чувствуют», это осложнит дело. Вот и приходится постоянно выключать свои эмпатические радары.
— Сегодня Мортен документы на подпись привезет, — сказал Эвелинд.
— Знаю.
Брат – как странно осознавать, что у тебя столько двоюродных сестер-братьев! – добавил тихо:
— И ты сразу улетишь.
— Да. Меня ждут на работе, — кивнула я. На работе меня и впрямь ждут, но я тороплюсь домой совсем по другой причине.
— Зачем работать? Ты можешь до конца жизни вот так лежать в беседке с коктейлем.
— И деградировать?
— Можешь и развиваться. Нам на Аэле нужны врачи.
— На Земле тоже.
— Неужели мы тебе совсем не нравимся, раз ты так рвешься домой? — лукаво спросил парень.
Эвелинд весьма симпатичный, но красавчиком его не назвать – черты крупноватые и не очень правильные. Но он обаятельный, а обаяние много значит, умножает привлекательность. Заметив, как я на него смотрю, он встал со скамьи и присел около меня; голубые, как небо, глаза, которые с возрастом, скорее всего, уйдут в синеву, засветились по-особому:
— А если бы я не был твоим братом? — спросил он.
Тут бы сказать что-нибудь остроумное, чтобы свести все с шутку, но остроумие мне часто отказывает.
— Дурак, что ли? — досадливо брякнула я и поднялась.
— Прости, — смутился и Эвелинд. — Я и впрямь дурак…
— Иди искупнись, — посоветовала я, краснея.
— Я ничего такого в виду не имел, — начал оправдаться парень, — и сам не знаю, зачем это сказал… Не бери в голову, хорошо?
— Да я уже забыла, — соврала я, чувствуя, как кровь приливает к щекам.
Эвелинд совсем растерялся и, промямлив что-то, быстро ушел. Ушла и я из беседки, направилась к дому через сад, но не коротким путем, а дальним, чтобы голову проветрить. Все, никаких больше разговорчиков с новоиспеченным братцем наедине! Вообще не надо было держать этот фамильярный тон. Забыла я, что ли, куда прилетела?
Я остановилась, прижала ладони к горячим щекам и сделала несколько вдохов-выдохов. Чье-то раздражение появилось в сознании как тучка, и мои чувства эмпата обострились. Кто-то прошел рядом; я шагнула в кусты и затаилась. Вовремя – поблизости оказались Гелли и Агни, мои двоюродные сестры.
— Видала? Эв опять к ней намылился! — сказала рослая и худощавая Гелли. — Да и другие крутятся возле нее, будто она царевна!
— Вот-вот! — поддакнула крепенькая румяная Агни. — Я вообще не понимаю, зачем ее пригласили.
— Это все папина сентиментальность. Расчувствовался, вспомнил про брата умершего… а брат этот, как я думаю, предатель. Улетел – значит, не часть семьи больше.
— Вот-вот! А мы теперь терпи эту девку чернявую! Как можно было спутаться с землянами, скажи мне? Позорище… Семье это на пользу не пойдет.
— А меня злит, что и мама перед ней скачет. Дай ей волю – удочерит.
— Они с отцом совсем размякли с возрастом, — заявила Агни. — Не замечают, как у землянки глазищи горят. Она, небось, первый раз богатый дом увидела, одежду дорогую. Останется еще…