При этом, поскольку подавляющее большинство гражданско-правовых договоров относится к каузальным сделкам, «хозяйственный результат» должен соответствовать каузе – экономико-правовой цели договора, и если договор не является мнимой или притворной сделкой, такой результат непосредственно вытекает из его цели[9].

Таким образом, модель потенциального налогового правоотношения закладывается уже на стадии заключения договора, когда стороны надлежащим образом выразили свою волю и закрепили свои права и обязанности в предусмотренной законом форме. Из этого вытекает, что значение договора для налогового правоотношения заключается не только в том, что сделка фактически «помогает» налогоплательщикам и налоговым органам лучше и яснее увидеть суть имущественного отношения, но и в том, что имеется причинно-следственная, генетическая взаимосвязь между договором и его экономико-правовым результатом – юридическим фактом налогового права.

Гражданский кодекс РФ, разделяя недействительные сделки на оспоримые и ничтожные (ст. 166 ГК РФ[10]), говорит о них как о возможно мнимых и притворных сделках (ст. 170 ГК РФ[11]). Но такого характерного и необходимого критерия как «реальность» последствий сделки нормативно не закрепляет.

Однако, рассматривая межотраслевые связи гражданского и налогового права, мы вынуждены обратиться к эмпирическому опыту – судебной практике, заполнившей пробел в праве, но оставив неоднозначность как теории, так и практики.

Впервые понятие «реальность» сделки нашло отражение в и. и. 3, 4 Постановления Пленума ВАС № 53[12]: «Налоговая выгода может быть признана необоснованной, в частности, в случаях, если для целей налогообложения учтены операции не в соответствии с их действительным экономическим смыслом или учтены операции, не обусловленные разумными экономическими или иными причинами (целями делового характера). Налоговая выгода не может быть признана обоснованной, если получена налогоплательщиком вне связи с осуществлением реальной предпринимательской или иной экономической деятельности».

Далее уже Верховный Суд РФ в Определении от 03 февраля 2015 г. по делу № А07-4879/2013[13] отметил, что «вопрос реальности совершения обществом спорных операций по приобретению химического сырья у указанного поставщика неразрывно связан с обстоятельствами реального существования спорного товара при совершении названных финансово-хозяйственных операций, в том числе с обстоятельствами использования обществом приобретенного сырья в собственном производстве».

Отсутствие доказательств реального существования товара, приобретенного обществом и использованного им при изготовлении готовой продукции, может свидетельствовать о создании обществом посредством привлечения указанного поставщика бестоварной схемы в целях получения необоснованной налоговой выгоды в виде минимизации своих налоговых обязательств в отсутствие реальности поставки спорного сырья путем создания формального документооборота.

Таким образом, в поиске истины выявление и установление различных правовых критериев «реальности» последствий сделки в цивилистике возможно обобщить как межотраслевой институт гражданского права, что позволит выявить и определить категорию «реальности» последствий в цивилистическом исследовании.

Изучая проблему публично-правовых последствий гражданско-правовых сделок, нельзя не затронуть вопрос взыскания потерпевшим ущерба, причиненного преступлением, в рамках гражданского производства.

В последнее время в юридической литературе достаточно явно прослеживается тенденция существенного роста интереса исследователей к проблеме возмещения потерпевшим ущерба, причиненного преступлением, в том числе в такой форме как возмещение ущерба государством (И. В. Глазунова