И в эту секунду мне захотелось его просто расцеловать.

– В сопровождении со мной может пройти только один человек. И так как мой клиент просил о свидании с госпожой Арсеньевой и специально ради этого она прилетела из России, я должен провести ее.

Аня в возмущении открыла рот и тут же его закрыла. Я понимала, что сейчас она ненавидит меня как никогда и в то же время не может с этим спорить.

Пару секунд поколебавшись, она взяла себя в руки и деланно равнодушным тоном произнесла:

– Без проблем. Здесь неподалеку есть «Старбакс», подожду вас в нем. Кофе там, конечно, так себе, но что делать… Придется довольствоваться тем, что есть.

На этой оптимистичной для меня ноте мы разделились.

Я и мистер Томас вышли на улицу и двинулись в сторону огромного бледно-серого кирпичного здания. Аня, развернув машину так резко, что чуть не снесла пресловутый шлагбаум, униженно и оскорбленно отправилась пить «так себе кофе».

Следующие два часа я проходила тест на стрессоустойчивость. Если у вас проблемы с нервами, никогда не ввязывайтесь в посещение британских тюрем (вообще, рискну предположить, что и всех тюрем как таковых, просто в других я не была). Сначала нас долго мариновали на входе в очереди для еще одной проверки документов. В конечном счете, когда мы наконец попали в тесную каморку с несколькими охранниками, сотрудники темпами черепахи Тортиллы снимали копии паспортов. Затем была еще одна очередь на досмотр и сам досмотр – прощупали вплоть до кишок, а каждый миллиметр сумки проверили чуть ли не с лупой. Потом надо было отстоять еще одну очередь, чтобы сдать в сейф личные вещи (возникает вопрос, на фига вообще их досматривали). Наконец, нас с мистером Томасом проводили в узкую комнату с деревянным столом и парой расположенных друг напротив друга стульев, где мы просидели еще около часа в ожидании, когда приведут Андрея.

В общем, принимая во внимание не покинувшее меня похмелье, все эти испытания дались с большим трудом. Откровенно говоря, после пережитых очередей, ожиданий и «процедур безопасности» чувствовала себя так, будто пару километров протащила на себе мешок с картошкой. Но как только дверь со скрипом отворилась и двое охранников ввели в комнату закованного в наручники заключенного, всю мою усталость моментально как рукой сняло.

Первым делом я машинально стала вспоминать, не проклинала ли Андрея после расставания. То есть, конечно, проклинала (ну скажите честно, кто не проклинает бывших?). Дело в том, что я на полном серьезе подумала, не наслала ли на него в порыве гнева какую-нибудь порчу, потому что выглядел он именно как человек, переживший нечто подобное. Вместо неизменно веселого и непоколебимо уверенного в себе статного мужчины передо мной стоял какой-то осунувшийся старик. Потом он посмотрел в упор на меня. Наши глаза встретились, и сердце совсем сжалось. В его взгляде, всегда наполненном притягивающим магнетизмом, теперь образовалась пустота. Возникало ощущение, что человека просто высосали, отняв у него весь огонь и жажду жизни. И это было по-настоящему страшно.

Пару секунд мы молча пялились друг на друга, а затем охранники велели Андрею развернуться спиной. Ощупав его сверху донизу (тут, видимо, это было своего рода формой развлечения), они наконец сняли с его запястий наручники и удалились, заявив напоследок, что на все про все у нас полчаса.

Мы остались в гордой тишине: я, мой бывший и его адвокат. И это была настолько глупая ситуация, что со мной случилось то, что бывает крайне редко: я просто не знала, как начать разговор. Мистер Томас тоже молчал – видимо, решил, что точно не ему, как, по сути, приглашенному лицу, принадлежит пальма первенства. Выруливать ситуацию пришлось самому «виновнику торжества», то есть непосредственно Андрею.