– Зачем? – удивилась Оленька и тихо восхитилась: – А та девушка поет. Так красиво, похоже на Хелавису, но лучше…

– Делай же, глупая, – рыкнул Аш, дождался, пока спутница послушно зажмурится, и сказал мужчинам: – Там морловага, я разберусь. Отвлекай невесту, чтобы ее не зазвали.

– Иди, сейфар, сделаю, – согласился Ламар.

– Надо же, совсем от жилья близко… – досадливо поцокал языком Коренус.

Не спрашивая разрешения, «жених» подхватил Олю на руки, прижал к себе и встал как вкопанный. Ее обнимали крепко, почти до боли, пусть и старались делать это бережно. Сердце рыцаря отбивало ускоренный ритм, песня, похожая на далекий перезвон колокольчиков, смолкла, все заглушило дыхание Ламара. От рыцаря пахло не недавним завтраком, а какой-то травой. Оля видела, как он сорвал листик по дороге. Горячие, обветренные губы коснулись кожи у самого виска, проехались вниз по щеке до подбородка. Вернулись к уху, зашептали, обжигая, будоража, щекоча сотнями взлетающих бабочек:

– Несравненная, сокровенное сокровище, мечта моя, как томится душа моя, изнывая от жажды назвать тебя супругою…

Наверное, если бы рыцарь не держал ее, ноги точно подкосились бы, и совсем не от страха. Никаких размышлений, куда и зачем ушел Аш, не осталось, только странное горькое сожаление о том, что такие красивые слова ей говорит околдованный мужчина, а не по-настоящему любящий и любимый. И пусть за ушами у Ламара грязно, а под ногтем указательного пальца широкая траурная кайма, и тараканов он руками давит, но все-таки рыцарь… Настоящий рыцарь! А потом в жаркий вихрь ощущений ворвался дикий, режущий уши визг, и снова вернулись шорох трав, звук дыхания и жужжание насекомых. Ламар перестал шептать и осторожно поставил покачивающуюся березкой на ветру невесту, но не отпустил, придержал за плечи.

– Все. – Голос Аша звучал обыденно, почти скучно. Он великодушно разрешил старательно жмурящейся девушке: – Открывай глаза.

Оля подчинилась, смущенно отодвинулась от Ламара и храбро (теперь-то уже, наверное, будет не страшно) спросила:

– А кто такая морловага?

– Та тварь, которую ты видела, – объяснил сейфар, оправляя перевязь с мечом, узким и более коротким, чем у рыцаря.

– Она очень опасная? – продолжила допытываться Ольга, заглядывая Ашу в равнодушное, будто он морковку полоть ходил, а не с кем-то опасным биться, лицо.

– Очень, милое дитя, – согласился Коренус, вновь поднимая на плечо мешок, снятый на время устранения инфернального препятствия. – Морловагу иначе прелестной прядильщицей именуют, и пока близко не подберется, мужчинам она не заметна. Касание ее обездвиживает человека и передает в полную власть твари, а девушку, коль приглянется, может с собой несколько дней водить, пока жертва не упадет без сил.

– Она кровь пьет? – попробовала догадаться девушка.

– Упаси Семеро! – первым ужаснулся дикому предположению магистр. – Прядильщица забирает все нити, которые есть у жертвы, и из них собирает себе тело и платье. После ее нападения мы остались бы обнаженными, как в первый миг явления из материнской утробы, и долее суток стояли бы, не в силах двинуться.

Оля представила голую компанию, засмущалась и против воли заулыбалась, все-таки реальность оказалась куда комичнее зловещих ожиданий. Монстром – похитителем тряпок, особенно выглядевшим как прядильщица, застращать дитя урбомира, насмотревшееся в свое время фильмов про вампиров и оборотней, было сложно.

– Опаснее морловаги только гарвалога, та до волос охотница. Из них одежды себе плетет, – расщедрился на бонусное объяснение Аш, трогаясь в путь.

– Вырывает? – ужаснулась Оля рассказу о потусторонних методах депиляции.