– Я уже пробовал «борщ» и «котлета по-киевски», – сказал он, счастливо глядя вокруг, и этим, как бы приглашая всех остальных порадоваться своему удовольствию от борща и киевских котлет.

– Не всем нравиться русская кухня, – продолжал он. – Друзья говорили мне: «Луи, тебе не понравиться…», но я решил: «никаких предрассудков»! I am open-minded. I decided to give it a chance2, – развел он руками, словно подчеркивая свое намерение«to be open-minded».

– И как ваше мнение? – спросила Рита.

– Great! Немножко— как это?.. – specific, but great!3 Я думаю, это главное, когда знакомишься с чужой культурой – быть открытым. Поэтому у меня нет предрассудков ни против вас, ни против вашей страны. Я знаю Льва Толстого, Достоевского… My grand-grand-father was a Russian nobleman4… дворянин…

– Дедушку помянул, – сказал Литвинов. – Ты замечал, – обратился он к Архипову, – что эти господа всегда как будто ждут, что мы тут же проникнемся к ним умилением за одного только русского дедушку и любовь к борщу? Как будто наличие русского дедушки-дворянина превращает Луи в Левушку, а лосины – в портки…

Архипов ответил ему болезненной улыбкой в углу рта.

– Ты скажи ему, – обратился Литвинов к Рите, – что наши с Архиповым grand-grand-fathers— его, возможно, укокошили.

Но Рита даже не взглянула на него и с вежливой улыбкой продолжала слушать иностранца.

– Я давно хотел посетить Россию. Я всегда чувствовал особую связь… – он повертел рукой в районе то ли сердца, то ли желудка. – Я был уверен, что, как только окажусь в здесь, какой-то недостающий фрагмент моей жизни встанет на свое место. И вот я решился! Я всегда путешествую только на велосипеде – это мой принцип. Так можно лучше узнать страну и, к тому же, это… ecological5. Только я пересек границу, как тут же, не заезжая в гостиницу, направился в Эрмитаж – дворец царей. Прежде всего я хотел взглянуть на трон, которому служили мои предки, и, честное слово, у меня мурашкипобежали по коже, когда я там оказался. The Russian part of my soul was thrilling!6

– Ну конечно, «русская душа»…

– Ты не мог бы помолчать? – сквозь зубы проговорила Рита. – Мне интересно…

– Look! – иностранец полез в рюкзак, долго там рылся и наконец достал большое прямоугольное полотнище зеленого цвета. На нем белыми буквами было написано: «Ride bicycle— save planet!» – «Езди на велосипеде – спаси планету!».

– Обычно я креплю это к моему велосипеду, потому что верю, будущее планеты – в моих руках! Я могу изменить этот мир! В прошлом году я был на акции протеста…

– И против чего протестовали? – спросил Литвинов.

– Against oil fuel… against global warming and ice melting…7

– Посмотри на него, жалко беднягу, честное слово. Вышел, подрал горло за ветряки и электромобили и считает, что выполнил свой гражданский и общечеловеческий долг. Ты скажи, ему, что у них, дурачков, не осталось настоящего повода для протеста. Весь их протест – отрыжка от сытости…

Архипов поймал быстрый, непонимающий взгляд Светы. Рита же, поднеся чашку к губам, сказала с улыбкой:

– Мы с Лешей учились вместе. Он всегда любил поговорить. В аудитории это выглядело эффектно, а в жизни… немножечко смешно. Мой тебе совет: не воспринимай его всерьез.

Она шутливо закатила глаза и пригубила кофе. Света напряженно засмеялась. Литвинов осекся.

Иностранец, бестолково улыбаясь, переводил открытый, лучистый взгляд с одного на другого.

– What are talking about?..8

– О самом большом таланте русских, – перевела ему Рита, – таланте говорения.

– Да-да, я заметил, что каждый русский в глубине души – философ…

– Да, у нас обычно, чем меньше человек из себя представляет, тем больше ему хочется поговорить. Доказать себе и другим, что это не он неспособный и бесталанный, а просто мир несправедливо устроен.