– Что за чёрт меня дёрнул зайти в этот магазин? И почему именно Дмитрий Семёнович? Ох, не жить мне теперь, не жить! Что же делать? – бубнил он.

– Рома?

В комнату, прихрамывая на одну ногу, осторожно вошла консьержка – Марья Петровна. Костров поднял голову, поглядел на её озадаченное лицо и перевернулся на спину. Кровать жалобно заскрипела.

– Ты заболел, что ли?

– Да… приболел что-то, – рассеяно отвечал Рома.

– Погоди-ка, я сейчас за градусником сбегаю, – сказала старушка и, довольно резво для своего возраста, но хромая ещё больше, вышла из комнаты. То время, пока её не было, Роме показалось раем. Тишина, никого рядом нет, никто не бубнит и не учит уроки. Эти звуки раздражали, ведь очень часто хотелось посидеть одному и в полной тишине.

Прислушиваясь к своим внутренним ощущениям, перекручивая в голове сцену в магазине, Костров вдруг заметил, что ему действительно становится дурно.

– Вот, милок, держи, – вернувшись с ртутным градусником, «прокудахтала» Марья Петровна.

Парень засунул его подмышку и прикрыл глаза. В затылке стало неприятно стучать, а где-то во лбу давило противной болью. Словно сам мозг пытался вырваться из своей «костяной коробки». Рома даже не заметил, как старушка снова вышла из комнаты и вернулась на сей раз с кружкой горячего чая и конфетами.

– Ну, сколько там у тебя? – спросила она, попутно расставляя всё на прикроватной тумбочке.

– Температура нормальная, – глухо ответил Костров, глядя на показание градусника.

– Ну, ты всё равно чайку попей. Мало ли что! Может, поднимется сейчас…

Она помолчала, задумалась, но буквально через минуту вдруг вся оживилась и заговорила:

– Ко мне внучка должна прийти двоюродная. Медсестра она. Попрошу, чтобы тебя осмотрела.

– Марья Петровна, можно спросить? – когда старушка кивнула, он продолжил с мягкой улыбкой: – Почему вы так заботитесь обо мне?

Она тяжело вздохнула:

– Да понимаешь, у меня ни детей, ни внуков. Только Шурочка вот, да я и её-то вижу очень редко. Вот… А заботиться о ком-то порой так хочется! А ты парень хороший, я это уж поняла давно, да и помогал ты мне много. От чего ж мне тебе не помочь?

Роману вдруг стало жаль её. Глядя на эту одинокую, сгорбившуюся женщину с поредевшими седыми волосами, сердце его невольно сжалось. Почесав в затылке, словно в раздумьях, он произнёс короткое, но очень доброе:

– Спасибо.

Марья Петровна вся заулыбалась, смущённо махнула рукой и на дряблых щеках её показался румянец. И не нужно никаких дорогих подарков старым людям, им нужно одно – внимание. Доброго слова порой достаточно, чтобы наши милые бабушки и дедушки почувствовали себя прекрасно.

– Тю! – засмеялась женщина. – Ну, ты погоди, вот сейчас Шурочка придёт и осмотрит тебя! А ты отдыхай, отдыхай пока…

Рома снова положил голову на подушку и прикрыл глаза. В затылке всё ещё стучало, да и самочувствие было паршивое. Парень надеялся вздремнуть, но стоило ему уснуть, как Марья Петровна вернулась вновь. Теперь уже не одна: рядом с ней стояла молодая девушка с удивительно рыжим цветом волос. Такого Кострову видеть ещё не приходилось: яркий, насыщенный, от него даже как-то тепло становилось, что удивительно. Длинная чёлка закрывала правый глаз. Тонкие руки были как-то неловко сцеплены впереди, а чуть сутулая фигурка вызывала ощущение… хрупкости? Да, это определение явно подходило – казалось, коснёшься её слишком грубо и неосторожно, она так и рассыплется на мелкие кусочки.

– Рома, вот, моя внучка – Шурочка, – сказала Марья Петровна. – Шурочка, это Рома, больной наш. Мне вас оставить?

– Мне бы руки помыть, – довольно тихо сказала девушка.