«Но вернемся к суровой действительности, – продолжил Коба. – Вы, дорогой учитель и наставник, брат по идеологии, бескорыстный друг, вождь мирового пролетариата, должны дать своему верному, преданному и последовательному ученику наказ сродни отцовскому, так как по воле злого рока Ваша драгоценнейшая жизнь, которая принадлежит и крайне необходима всему человечеству, кроме буржуев, капиталистов, империалистов и прочей нечисти…» – тут голос Сталина стал прерываться, сделался невнятным, неясным, перешел в сплошное мямление. В груди у него защемило, на глаза непроизвольно навернулись слезы, одна слезинка скатилась вниз и застряла в пышных сталинских усах, он стал шмыгать носом и полез в карман за платком.

Владимир Ильич: «Э-э-э, нет, дорогой товарищ, это никуда не годится – нюни распускать и сопли развешивать, тем более старому большевику с огромным партийным стажем. Вы, Иосиф Виссарионович, думаете, что я случайно рекомендовал вас на должность генсека партии? Нет и нет! Я долго думал, кому доверить самую огромную державу на земном шаре, чтобы ее не постигла участь „Титаника“. Начал перебирать в уме преданных большевиков, и первый, о ком подумал, был Троцкий. Но нет, уж очень экспансивная натура, и ее уже не переделать, к тому же прямолинеен и грезит мировой революцией. Вроде хорошая черта характера – откровенен, не лжет, смелый и верный товарищ, но для руководителя именно такого большевистского государства, которое мы намереваемся создать в будущем, – а оно должно простираться от Тихого до Атлантического океанов и от Ледовитого до Индийского, – этого мало, слишком мало. Тут должен быть властный, любящий власть, стремящийся к ней. И ничего в этом зазорного нет – плох тот солдат, который не мечтает, не стремится стать генералом. Так, дорогой Коба, гласит русская поговорка!»

Сталин: «Вы, Владимир Ильич, как всегда, правы, а что вы скажете о кандидатуре ФЭДа?»

Владимир Ильич: «Только хорошее, стопроцентный большевик, предан делу революции до мозга костей. Он фактически спас революцию от поражения, взяв на себя по моей просьбе три поста – ВЧК, НКВД, НКПС, каждый из которых требует недюжинных способностей и полной отдачи сил. Кроме него, этого не смог бы сделать никто, в том числе и я. И все же на роль руководителя именно нашего государства он не тянет, а самое прискорбное в том, что как раз из-за своих положительных человеческих качеств, которые так необходимы руководителю любого ранга. Он слишком щепетилен, что говорит о его происхождении из польской шляхты: схитрить, соврать, обмануть, слукавить ему не позволяет совесть.

Для нормального государства иметь совестливого человека во главе было бы благом. Но не для нашего, которое мы, большевики, захватили насильственным путем и которое насилием же приходится удерживать. Поэтому нужен неординарный, особенного склада человек, которому не чуждо ничто человеческое, в том числе и чувство моральной ответственности перед обществом, что особенно проще нам, большевикам. Однако вождю необходимы и другие качества – умение трезво оценивать обстоятельства и приспособиться к ним, политика должна быть гибкой (пример – Брестский мир и НЭП), неограниченность мышления, умение скрывать свои истинные намерения. В некоторых случаях можно прибегнуть к коварству, естественно, в отношении врагов, хитрость, лукавство, изворотливость, что в политике допускается, беспардонная ложь во имя спасения и прочее.

Взвесив все за и против, я пришел к выводу, что лучшей кандидатуры, чем ваша, в партии не найти. Наша совместная работа, особенно в период революционной борьбы с царским кровавым режимом, дает мне право так заявлять. Став с самого начала на рельсы большевизма, вы так и продолжаете следовать этим курсом, в отличие от оппортунистов-меньшевиков-перебежчиков. Уверен, став генсеком партии, вы тихой сапой под сурдинку правильно расставили на нужных местах верных нам людей и поступили очень разумно: кадры решают всё…»