Когда Антипа открыл глаза, он поймал зловещий блеск меча и услышал общий облегченный выдох. Увидал, как начальник стражи за волосы высоко поднял над собою голову Крестителя, отделенную от туловища и кровоточащую. Но поразило Ирода Антипу иное: обезглавленное тело Иоханана долго еще стояло на ногах, не покоряясь человеческому безумству.

И все увидели это и окаменели, потрясенные.

Пантарчук сидел в кресле за рабочим столом и смотрел на Прондопула. Тот продолжал говорить, но Петр уже не хотел его слушать, потому что думал: и какого черта он тут еще торчит, я же ясно показал ему на дверь, когда отказал во встрече с Магдалиной. На душе у Пантарчука было муторно, мысли в голове ворочались противно, как клубок живых червей. Отвратное состояние. Голос архидема, подхватив мысли Петра, произносил:

– Да, да, все скверно, все не так, как надо, все наоборот. Но червь, всего лишь – червь. Кто с ним считается? Его без труда можно раздавить.

– При чем тут черви? – поморщился Петр.

– Черви всегда при чем, – продолжил архидем. – В червивости бездарность человеческая. Человек – это червь, хотя мог бы стать иным.

По телу Пантарчука прошлись судороги. В это мгновение он ощутил себя червяком, тупым, неповоротливым, жалким.

Прондопул направился к двери. Ее хлопок вывел Петра из аморфного неуклюжего состояния, и он узрел, как в стакане для карандашей вдруг возник жирный клубок червей.

Петр брезгливо схватил стакан и бросил в распахнутое окно. Мельком заметил, что вниз полетели карандаши. Нервно сплюнул: душу въедливо точил червь.

И тут из приемной донесся испуганный женский визг, он подхватил Петра из кресла и увлек за дверь.

Секретарь с ногами забралась на стул. В ее глазах плескался ужас. Она пальцем показывала на свой живот. Ее талию, извиваясь, опоясала тонкая змейка.

Пантарчук решительно схватил змею рукой, сорвал с девушки и отшвырнул в угол. Услыхал, как о стену ударила пряжка ремня. Шумно нагнулся за ним и протянул секретарше. Та продолжала скулить от страха. Что за чертовщина, подумал он, галлюцинации не только у него.

– Уберите! – взмолилась девушка.

– Успокойся, это твой ремень, – бросил его на стол.

– Нет, нет, не надо! – визжала она.

– Тебе показалось. Успокойся!

– Нет, нет, нет! – дрожала секретарь и была белой, как молоко.

Петр сгреб ремень со стола, озадаченно покрутил в руке, смял и сунул в карман пиджака.

Секретарь с опаской сползла со стула, осторожно опустилась на край сиденья. Петр крякнул глухо и шагнул к двери кабинета, и в этот миг за спиной снова разнесся истошный вопль девушки. Он обернулся: на столешнице извивался большой толстый червь. Глаза у девушки квадратные. Петр рывком скинул червя на пол, наступил каблуком, понял, что вдребезги раздавил авторучку. Перед глазами проплыло лицо Прондопула, разозлило и одновременно озадачило. Что могли означать его последние слова и эти черви? Или просто галлюцинации? Вроде бы и с головой все нормально, а вместе с тем происходит что-то неестественное, аномальное. Пантарчук нагнулся, подхватил с пола осколки:

– Видишь, твоя авторучка, – попытался успокоить секретаря.

– Червяк.

– Не говори глупости! Где ты видишь червя? Приснилось тебе все.

– Я не сплю.

– Ты просто переутомилась.

– Я видела червяка. Я его видела. Видела, видела.

Он бросил в корзину для мусора осколки авторучки и вытащил из кармана ее ремень-пояс:

– А это ремень или змея? Возьми себя в руки. Между прочим, красивый ремешок.

Секретарь зажалась.

– Вот что, – Пантарчук положил ремень перед нею, – рабочий день заканчивается, иди домой и отдохни.

Девушка в мгновение ока подхватила сумочку и молнией вылетела за дверь приемной.