– Что ты будешь делать, если и вправду окажешься первой ведьмой? Я слышал, они своих детей без присмотра не оставляют до определенного возраста, пока магия не станет стабильна.

– Хороший вопрос, – вздохнула Ива, все еще лежа с закрытыми глазами: – Не знаю, Эльги. Тогда мне предстоит покопаться в своей родословной и даже съездить в Аннесберг. Одна из моих бабушек перебралась из деревни в столицу Севера. Почему-то я думаю именно на нее…Она всегда немного отличалась от других.

– Ну а что, если ты одна из них, то ты нам сможешь и убийцу поймать, – воодушевляющее отозвался Эрих: – И вообще, иметь в коллегах кого-то такого – это огромная удача.

Ива лишь посмеялась и затихла: дыхание становилось ровным и глубоким, так словно бы она засыпает, но это не было похоже на сон. Внешние звуки стали глуше, будто бы доносились из-под воды, а сама она ощущала, как проваливается в пустоту, только на этот раз не стремительно и страшно, как камень в темный колодец, а плавно и мягко, словно бы перышко, подхваченное ветром. Ива сама не знала, откуда такие разительные перемены в ощущениях, но плавно лететь на волнах собственного сознания было куда приятнее, чем катиться камнем вниз. Перед глазами стояла чернота, но в этот раз она не была удушающей, а привычной и легкой: в ушах начался ровный звон, но в этот раз Ива старалась не паниковать, а просто поддаться окружающей ее обстановке. Со временем звон сменился на писк, а писк на тихий едва различимый шепот, словно бы в соседней комнате включили ненастроенное радио и теперь сквозь шуршание помех доносятся отдалённые голоса.

«Тридцать восемь… Двадцать»

Буквально прошептали на ухо, отчего Ива едва сдержалась, чтобы не вздрогнуть и не сбить весь настрой, который обещал быть хорошим. В этот раз эфир не валился на нее снежной лавиной, а приходил мягко, обволакивал как теплая вода, из которой доносились отдельные слова и фразы.

«…ну я же тебе говорила…»

Шепот, похожий на женский, довольно молодой, тут же в унисон ему ответил мужской, взрослый.

«…тринадцать»

Тут же к мужскому и женскому голосу присоединилось еще несколько и нарастающим гомоном, скандировали как лозунг строчку за строчкой, отчего Иве казалось будто бы тысячи иголок впитываются ей в виски, а к центру лба поднесли раскаленную кочергу.

«Пусть идет, не держи.»

Голова раскалывалась и казалась печкой, а Ива все сильнее стискивала зубы, пытаясь усмирить гомон голосов в голове, как и советовала Вилкас, но их становилось так много, что она уже не могла различить ни один из них: они превратились в единый утробный ревущий голос, скандирующий странную, оборванную наполовину фразу на языке, который Ива не знала, а тело, казалось, горит.

Ива очнулась лишь тогда, когда ощутила мокрую и холодную тряпку на лбу. Второй такой же ей вытирали лицо, и когда она с усилием продрала глаза, то сквозь пелену смогла уловить, что рядом лежит ворох салфеток в крови.

– Носом кровь? – только и смогла хрипло спросить она, на что голос Элис глухо отозвался:

– Да, ты вся белая, лежи и не вставай.

– Вряд ли у нее вообще это получиться, – с беспокойством отозвался Эрих, Ива ощутила, что он присел рядом на карточки и осторожно потрогал ее щеки.

– Ого, да тут явно жар. Ива, ты уж прости, что не вовремя, а тебе правда нужно через эти экзекуции проходить?

Ива только собралась ответить, как за нее сварливо отозвалась Элис:

– Если она не будет это делать, то у нас появится сразу два безумца в лесах. Горы работы, как понимаешь.

– Почему-то у меня есть уже не подозрение, а желание навестить мою бабулю в Аннесберге… – тихо отозвалась Ива, приоткрывая один глаз и шевеля правой рукой. Над ней нависли обеспокоенные Эльги и Эрих.