Нефертити с интересом посмотрел на Сквознякова. – Корреспондент? Ну что же… Это, может быть даже, кстати. Я только отведу этого гражданина, – он чуть сильнее перегнул кисть и подтолкнул замычавшего дылду дальше. – А чем-то похож на Нефертити! Сильный мужик! – с неподдельным уважением заметил Сквозняков. – Тот парень колется, – пояснил Вадим, – мы давно подозревали, но ничего с ним не можем поделать. Они пошли по пустеющему коридору. Последние сотрудники вливались в зал через зачем-то крепко подпружиненную дверь, которая громко отщелкивала каждого протиснувшегося. Типовые, в меру опортреченные «актовые» залы, в то время предназначались для единогласного принятия решений и проектировались с голой сценой и ровными рядами фанерных седалищных блоков. Скозняков, прикидывая лучшую точку для съемки, прошел к передним блокам. Вадим не привык быть настолько на виду, но возражать не стал. Они уселись в самом центре, там, где народ предпочитал не светиться. Сквозняков, умащиваясь на скрипучей фанере, вдруг понял, что секунду назад мельком коснулся взглядом чего-то неожиданно-волнующего. Это было там, куда повернулся Вадим. Тот общался с соседкой слева. Она что-то говорила ему, и этот голос настолько оправдал предчувствие необыкновенного, что Сквозняков, подавшись вперед, довольно нескромно выглянул через Вадима после чего, непроизвольно сглотнув, откинулся на трагически вскрипнувшую спинку. Вадим неспеша принял нормальное положение и посмотрел на часы. – Вадим, – Сквозняков приблизился к уху Травкина, – Кто это? – Где? – Рядом с тобой! У меня чисто профессиональный интерес. Мне как раз нужен такой снимок. Познакомь, пожалуйста. Вадим деловито поднял одну бровь и еще раз взглянул на часы. – Мне не совсем удобно вас знакомить, долго объяснять. Но я сейчас на минутку выйду, а ты уж сам профессионально…

Нарочито громко сказав: «Щас приду, держите мне место, Дмитрий Давыдович!», устремился к выходу. Сквозняков, оставив огромную сумку на своем сидении, не спеша, занял место Травкина и повернулся к соседке: – Извините, я видел, вы знакомы с Вадимом Романовичем?

Тонкое лицо настороженно повернулось, и Сквознякова смутил печальный взгляд со злыми искорками. – С Вадькой? Конечно. Кто ж с ним не знаком. – Видите ли, я корреспондент и готовлю о нем очерк. – О Вадиме? – в ее глазах потеплел интерес, – Он стоит того. – Вы знаете, сегодня, пожалуй, мне вдвойне повезло: у вас как раз такой типаж, что очень подошло бы к фото о специфике вашего института. Если бы вы разрешили мне сделать несколько снимков после лекции… – Что вы, я не фотогенична, – она тряхнула головой и опустила глаза. – Ну почему вы все так говорите? Я сделаю хорошие фотографии… Как я могу вас называть?

Девушка неприступно подняла лицо и Сквозняков с изумлением увидел выражение острой горечи и детской обиды. «блиииин…» – подумалось ему досадливо, – «какая-то шизанутая…". – Простите, если вас чем-то обидел, – еле слышно выдохнул он предельно деликатно. Девушка судорожно глотнула и, широко раскрыв глаза, молча отвернулась, а Сквозняков с тяжелым чувством откинулся на скрипучем сидении. На сцену героически взбирался какой-то толстяк, отжимаясь от ступенек правой толчковой и удерживая себя руками за колени. В зале приутихли, но несколько последних ехидных реплик явно ему адресовались. – Товарисчи, – несопоставимо тонким голосом прокричал толстяк, – Григорий Савельевич задерживается с очередным его казусом, и я тут, кстати, решил поднять вопрос о дисциплине, – он отерся мятым платком и, уронив его мимо кармана на пол, продолжал: – Вчера мы провели проверку, многие надолго запомнят! – он обличающе обвел зал маленькими заплывшими глазками, – Очень неутешительно. Есть лица, которые спорят, не желают предъявлять у входа. А другие меня увидели и сразу повернули назад. Думали, что походят где-нибудь часок, отсидятся. Они просчитались: мои помощники в это время фиксировали на рабочих местах. Выявлено двадцать семь нарушителей, из них шестеро злостных и двое – матерых. В столовой тоже безобразие. Зеленые билетики все время лезут в очередь красных, путают установленный регламент раздачи. Хлопнула дверь, и в зал вошел Вадим. – Нарушителей дисциплины мы пометим, снизим им КТУ, вымараем из премиальных списков. Вадим с усмешкой направился к своему месту. – Вот какая дисциплина, – даже тут никак не соберемся! – выдал ему в спину толстяк. В зале зашумели. Сквозняков пересел, поставив сумку у ног, и Травкин, возбужденно дыша, повалился на сидение, качнув весь блок. В тот же момент опять хлопнула дверь и вошел Нефертити. Толстяк замахал рукой: – Товарисчи, успокойтесь. Вот вам ваш Нефедов!