– Братцы! Князю только не сказывайте! – а князь уже здесь стоит и всё видит.

Наказывали, конечно, как без наказаний? «Мало одних замечаний, – считал Нахимов, став офицером, – с них надо взыскивать, и чем чаще это будет делаться – тем лучше. Надо, чтоб эти молодые люди для их же пользы поняли с ранних лет всю строгость дисциплины на море. Конечно, наказания должны быть сообразны с воспитанием и летами; так, например, неповоротливого и сонливого надо посылать по нескольку раз на вахту чрез салинг, ленивого ставить не в очередь на вахту, по смене сажать на салинг; в ночное время ставить вместо часового смотреть вперед; на якоре – не увольнять на берег, ставить в караул и проч., и проч.»^>31.

Об одном из таких «проч.» он рассказал, вспоминая свои гардемаринские плавания: «Мы, гардемарины, исполняли все матросские работы. И раз за упущение или непослушание приказано было обрезать выбленки (тросовые ступеньки, по которым взбираются на мачты. – Н. П.) на бизань-вантах, и мы, гардемарины, должны были снова идти на марс и продолжать учение»^>32. Эти самые выбленки они вязали сами, если заставили переделывать – значит, плохо связали. Правда, на бриге, в отличие от Морского корпуса, не пороли.

Самое интересное – стоять вахту вместе с офицерами. Видишь, как завершается день вместе с не спешащим исчезнуть солнцем, блеск золота освещает серую рябь воды. Бриг мягко скользит в полной тишине, впереди лишь закругленность горизонта. Но вот уже и рдеющий закат угас; молча смотришь вдаль, будто вбирая в себя вселенский покой, рождающий ощущение безмятежности; чувствуешь, как страсти утихают, и наполняешься спокойной радостью. Темнота подступает незаметно, размывает и делает неясными очертания берегов, в теплые дни легкий пар поднимается от воды. А утром наблюдаешь, как яркой бусиной загорается на бледном небе солнце и окрашивает розовым сонную зыбь воды.

Павел уже давно приметил: вода имеет разный цвет. В его родном Днепре, что петляет по Смоленской губернии, прячась в густых зарослях ивняка, она зеленоватая, в Неве и Финском заливе – свинцово-серая, а в Балтийском море – то голубиная, то холодно поблескивает сталью, то удивляет яркой зеленью у Готланда. Ему еще предстояло пересечь Атлантический океан, чьи воды блещут синевой на экваторе, словно отражая такое же синее, без единого облачка, небо, и увидеть совсем не Тихий океан, черно-пепельные громады волн которого ужасают во время штормов у берегов Америки. А на берегу он будет любоваться яркой красотой тропических парков Бразилии и Канарских островов.

Но краски юга утомляют и быстро наскучивают, в отличие от природы равнинной России, окрашенной в полутона, беспрестанно удивляющие новизной. Эти бесхитростные картины среднерусской природы Нахимов часто будет вспоминать во время заграничных походов, как и то, первое плавание по Балтике, которым он начал свое морское образование.

Самым запоминающимся было посещение портов – российских, шведских и датских. Первым был Роченсальм (Котка) на юге Финляндии. Финляндия отошла к России всего восемь лет назад, после проигранной Швецией войны 1808–1809 годов. Начальник порта Федор Власьевич Веселаго принял гардемаринов и офицеров как родных, по словам Даля – отнесся к ним так, «как возможно было поступить родителям со своими детьми». Сам показывал город и порт, окрестности, крепость Кюмень в десяти верстах от города и знаменитые пороги на реке Кюмень. «Роченсальм вообще выстроен на граните, но несмотря на сие дерево довольно земли в каждой ущелине себе находит, чтобы расти. Весь город построен промежду соснами и березами».