Да, к тому же адмирал видел, что султан с выводом эскадры проявляет не собственную, а заемную, европейскую активность. И, стиснув зубы, решил ждать – что-то должно было произойти. И оказался прав – он дождался, что посланники перехитрили сами себя, решив поставить на всех лошадей сразу.

Французский посол Руссен, недавно подписавший документ, говоривший, что Франция обязуется поддерживать Порту, теперь написал письмо, из которого было ясно, что правительство Франции намеревается уступить трон в Стамбуле Мехмету-Али. Бумагу эту перехватили и доставили султану. Уязвленный и напуганный, он снова бомбардирует Лазарева своими чиновниками, у которых теперь иная просьба – не выводить эскадру из Проливов.

Русский адмирал на этот раз искренне обещает удовлетворить эту просьбу и сообщает, что для ее лучшего выполнения он даже затребовал подкреплений. Спустя малое время, 24 марта, действительно подошла эскадра контр-адмирала Кумани, а затем и третья – контр-адмирала Стожевского, еще более усилив плохое настроение европейских дипломатов.

Вскоре, 2 апреля 1833 г., Лазарев получает чин вице-адмирала. Теперь он объединяет под своим командованием 10 линейных кораблей, 5 фрегатов, 2 корвета, один бриг, 2 бомбардирских судна, 2 парохода и 4 транспорта. Здесь же размещен 10-тысячный десант.

Столь весомая сила обратила намерения Мехмета-Али в сторону, противоположную войне, и 26 июня в местечке Ункяр-Искелесси был подписан мирный договор. В соответствии с ним Порта обязывалась закрывать Дарданеллы для враждебных России сил. Босфором же русские могли пользоваться по собственному усмотрению. Россия и Турция обязывались помогать друг другу в случае нападения третьих держав и при внутренних беспорядках. Договор этот заставил европейских дипломатов призадуматься.

Турецкий же султан награждал помогавших ему сохранять престол: все русские морские офицеры получили по золотой памятной медали, матросы – по серебряной. Лазареву вручили высший орден Порты – орден Луны и громадную, густо обсыпанную крупными бриллиантами, медаль, смотрящуюся весьма солидно.

8 октября 1833 г. Лазарев вступил в исполнение обязанностей командира Черноморского флота, в каковой он и был утвержден 31 декабря следующего, 1834 г.

Об этом времени сохранились воспоминания адмирала И.А. Шестакова, одного из воспитанников и последователей Лазарева, сына старинного друга Михаила Петровича, брата его адъютанта. Ивану Алексеевичу было доступно многое в том миропонимании Лазарева, которое для прочих так до конца и не прояснилось. Поэтому на его свидетельства стоит сослаться, и к ним, изреченным, прислушаться.

Итак, одним из неотложных дел по воссозданию подлинной боеспособности Черноморского флота посчитал Лазарев преследование греческого засилья – были корабли, где вся кают-кампания разговаривала лишь по-гречески, «там с большею ревностью, что нестрогие принципы местного греческого общества возмущали его как человека». Греки, по словам Шестакова, буквально «вползли» во флот, но, поскольку они «отделяли подданство от племенного происхождения», в военных делах полной веры им не было. «Поставленное между опасностью очутиться покинутым в час нужды, – объяснял мемуарист действия Лазарева, – теми, на кого рассчитывало, или необходимостью принять общую меру, всегда несправедливую и вдобавок оставляющую невосполнимые пробелы, и выгодою иметь в своем распоряжении людей народных душою, никакое правительство не задумается употребить все возможные меры и средства к слитию расчлененных племен в одну национальность – и слово “обрусение”, отданное ныне на поругание нашими злоумышленниками-консерваторами простякам-либералам, имеет глубокое значение. Это инстинктивный вопль государственного организма, полного средств и воли жить и чуящего, как в его жизненные силы всачиваются по капле губительные соки.