Когда его мощный корпус выныривает из пелены на всеобщее обозрение, противник несколько мгновений находится в явном недоумении, но потом – видимо вспомнив предыдущие русские уроки, уроки Спиридова, Ушакова, Сенявина, сосредотачивает почти всю огневую мощь на русском флагмане.

Барабанные перепонки разрывает канонада. Будь у офицеров и матросов «Азова» хоть одно свободное мгновение – осмотреться, – то они запросто могли бы прийти к выводу, что все ядра турок летят именно в них. Что фактически почти соответствовало бы действительности. Ибо неприятель кроме обстрела «Азова» корабельными пушками присовокупил к нему и залпы береговых батарей. Со всех сторон бухты черными молниями пролетали ядра, сходясь в одной точке – на русском флагмане.

Он же, упорно и не особенно убыстряя ход, руководимый железной волей Гейдена и Лазарева, шел на предопределение ему диспозицией боя место. Шел, имея в кильватере всю остальную русскую эскадру.

«Азов» первым становится на якорь в заранее намеченной точке бухты, за ним – все остальные. И сразу же все они, до этого не отвечавшие ни на какие укусы турок, мощно-весомо включаются в общую симфонию боя.

И вновь «Азов» подает наглядный пример изумительной точности, быстроты и слаженности действий. Тренировки и учения, настойчиво внедряемые Лазаревым, не пропали даром: залпы следуют один за другим – сплошным ревущим потоком.

Наводчики, не видя из-за порохового дыма и дыма горящих турецких судов перед собой цели, умудряются в считаные секунды – по указаниям сидящих на марсах и салингах сигнальщиков – так корректировать прицел, как будто противник у них сидит на открытой ладони, просматриваемый со всех сторон.

Ядра с «Азова» влетают в густое марево дыма, хмари и копоти, а в ответ оттуда доносятся хруст сминаемых в щепки бортов, вопли ужаса, боли и отчаяния, взрывы. Иногда вылетают огненные сполохи возгорающегося и догорающего противника.

Будто бы в подтверждение действенности артиллерийских залпов «Азова» из-за непроницаемой завесы, разделяющей противников и позволяющей лишь ощущать присутствие неприятеля, практически не видя его, на русский флагман несется кажется горящий весь целиком огромный турецкий корабль.

Для артиллеристов с «Азова» это приятное зрелище – как-никак дело, можно сказать, собственных рук, но в то же время и чрезвычайно опасное: турок, судя по всему, нацелился непременно разделить свою судьбу с лазаревским кораблем.

Лазарев же ловким маневром уклоняется от подобной чести, и турка несет дальше, на следующий в боевом построении русских за «Азовом» корабль – «Гангут». Но и командир «Гангута» Авинов не растерялся. По его приказу вытравляют несколько саженей якорной цепи – и неприятель пролетает мимо. А через минуту-другую взрывается, осыпав русских грудой горящих обломков.

Однако принимать последнее «прости» от противника особенно и некогда – бой в самом разгаре. Осман гораздо больше, так что поверженного врага замечать некогда – еще слишком много их в строю. Еще слишком длинен и мощен этот строй.

Русский флагман сражается сразу с пятью неприятельскими кораблями, тем самым давая большую возможность для маневра остальным судам эскадры Гейдена. Да и кораблям союзников.

Сражение вступает в ту фазу самоотрешенности, когда человек – если он настоящий воин – забывает себя, перестает ощущать свое тело, не чувствует ран, не замечает течения времени. Все его мысли сосредотачиваются на одном – на победе. Так происходит сейчас и на «Азове», где над всем доминирует воля его командира. Пример командира в этом случае значим, но не определяющ.