Если не знать Сильнягина, можно было подумать, что вам повстречался самый, что ни на есть отбитый деревенский сумасшедший – дурачок, одним словом. Но все было совсем не так – Филимон Митрофаныч, действительно, вот уже больше четверти века в одиночку тянул лямку деревенского участкового. С тех самых пор, как его комиссовали по ранению из армии, в которой доблестный отставной капитан-десантник заслужил не только почетные боевые ордена и медали, которыми несомненно гордился, но и титановую пластину в раскроенную разорвавшимся снарядом черепушку. Много чего мог бы рассказать о своей службе Филимон Митрофанович, если бы не то самое злополучное ранение, спровоцировавшее глубочайшую амнезию и что-то «слегка сдвинувшее» в его сознании: и о зверствах душманов, и о взятии дворца Амина, да и о других тяготах «заграничной» службы. Но он этого так и не вспомнил.

И неизвестно, как бы пошли дальше дела комиссованного ветерана-афганца, потерявшего не только память, но и семью (жена мгновенно сбежала от «немного двинутого» инвалида, а детей у них, слава Богу, не было), если бы его не пристроил участковым в маленький поселок один из верных братишек-сослуживцев. Так и тянул честно в Нахаловке свою лямку Сильнягин до самой пенсии. Да и после – тоже тянул. Начальство было бы и радо заменить старика на этом «ответственном» посту, но желающих прозябать в медвежьей глуши, оторванной от крупных городов довольно солидным расстоянием, отчего-то, не находилось. Вот и закрывало высокое начальство глаза не некоторые странности пожилого Митрофаныча, ставшего в Нахаловке почти что легендарной личностью. Пусть, и со своими тараканами в голове. Но за порядком старик следил строго, не допуская явных нарушений закона и защищая «обиженных».

– Э-э-э, спокойно, дед, спокойно! – Мгновенно узнал Сивый своего двинутого на голову участкового. В том, что старик, не задумываясь, может шмальнуть ему в башку, Сивый ни капли не сомневался – были, знаете ли, прецеденты. Причем, старый всегда как-то выкручивался, явное превышение полномочий ему сходило с рук. Фиксатый показательно отбросил нож в сторону, но Сильнягин продолжал держать деревенского наркодельца на мушке своего верного шпалера.

– Тимка, заяву на ушлепка писать будешь? – поинтересовался, между делом, Сильнягин.

Тимоха судорожно сглотнул и мотнул головой из стороны в сторону, дескать, нет – не буду!

– Ну и зря, пацан! – Не одобрил выбора Митрофаныч. – Они от тебя просто так не отстанут… Точно не будешь? – еще раз переспросил он.

– Нет! – едва слышно проблеял Тимоха, размазывая кровь и грязь по лицу.

– Слышь, Севастьянов, – слегка качнул стволом участковый, – забирай своего танцора… Ему, – он криво усмехнулся и смачно харкнул на землю, – яйца, похоже, мешать уже не будут! И валите отсель… Оба! Пока я добрый…

Сивый отвернулся от участкового и злобно прошипел на ухо Тимохе:

– Счетчик тикает, утырок!

– Че булки мнешь, Севастьянов? – окликнул фиксатого Сильнягин. – Быстрее пшел! А то у меня палец на курке уже вспотел! А я уж старенький – не дай божа, дрогнет…

Сивый поспешно подскочил на ноги – он знал, связываться с больным на голову ментом-инвалидом, может выйти себе дороже. Обойдя остановку, он помог подняться с земли скорчившемуся от боли подельнику, и они стремительно «растворились» в ближайшем переулке. Сильнягин, проводив вымогателей недобрым взглядом, закинул карабин на плечо и неторопливо перешел улицу. Остановившись, он поднял нож, брошенный Сивым, сложил его и небрежно засунул в карман кожаного плаща. После уселся на лавочку рядом с Тимохой, продолжающим сидеть в луже, обессилено уткнувшись затылком в кирпичную стену.