То, что воевать ему пришлось на одном из музейных экспонатов, как называл устаревший БТ–2 ехидный комроты Трофимов, было достаточно обидно. Старшина не без основания считал, что вполне могли бы ему доверить и посерьезнее технику, другое дело, что ездить на потрепанных учебных танках было делом непростым, и в роте шутили, что эта «шайтан-арба» ездит не на бензине, а на энтузиазме экипажа. Аккуратно работал экипаж со старушкой и потому, что хоть и изношена была ходовая до предела, – все-таки коробочка еще гоняла, во всяком случае, побыстрее, чем Т–26. Каждый вечер приходилось подтягивать и ремонтировать то одно, то другое, и конца этому не было. Зато танк все-таки ездил, а не стоял брошенным мертвым гробом где-то на обочине.

То, что вместо мальчишки-лейтенанта стал командовать группой капитан-сапер, подействовало на Махрова благотворно, а то совсем было траурное настроение. Перли, как идиоты, очертя голову, ну и сгорели бы ни за понюх табаку. Мощь трех легких танков опытный старшина оценивал очень низко, а под управлением пацана, мечтающего только о геройстве, – еще ниже. Довелось видеть, как пара немецких противотанковых пушечек самого несерьезного калибра перещелкала, как орехи, целый взвод БТ за считанные минуты. Только что гордо мчались к подвигам орлы-танкисты на боевых машинах, а ррраз – рраз – рраз – и только дымные костры в поле, и вернулась половина экипажей, да и те пораненые и обожженные.

А тут сразу видно, что новый командир – человек взрослый, серьезный и на него можно положиться. Хороший, видно сразу, командир, не помер бы только вот, продырявили его лихо. А так – видно, что толковый. Одно то уже показатель, что уточнил у пехтуры – когда последний раз они ели и приказал их покормить, как только узнал, что еще вчера. И ефрейтора-татарина сразу назначил старшим в пехотном отделении. Кому бы показалось это мелочами, а старшина по таким деталям сделал для себя верный вывод. И потому надеялся, что не сдохнет сегодня зазря и глупо, как уже подумал было, чего греха таить.

Хоть и ворчал Махров на разные лады, выдавая голодным красноармейцам черствый хлеб и уже вяловатые огурцы и лук, которыми разжился позавчера, хоть и показывал старшинскую скаредность, но даже и рыбных консервов добавил, потому как понимал – приказ капитана был правильный.

Приблудные пехотинцы, которых старшина подобрал как раз, когда остановился у расстрелянной вдрызг машины, обрадовались встрече. Правда, не все – двое куда-то по-тихому смылись, пока вытаскивали мертвеца из кабины и брезгливый Махров вытирал загустевшую кровь и ошметки кожи с волосами какими-то тряпками, что нашлись под сидением, а ехать вместе с танкистами осталось всего пятеро. Не велик прибыток, да все в хозяйстве сгодится. Быстро уточнил, как у них с боеприпасами, добавил из своего запаса патронов, потому как мужики оказались обстрелянные и злые, настроенные на подраться. Осталось еще постичь премудрость саперного дела. Хитрая и коварная механика.

Мины представляли собой жестяные длинные чемоданчики с ручкой, в которые уже были вставлены толовые шашки, оказались непростыми, и раненому пришлось несколько раз показать и объяснить – как готовится эта жестяная штуковина к работе. Печально было то, что всего таких чемоданчиков оказалось полтора десятка и не надо было быть семи пядей во лбу, чтобы понять – этого очень и очень мало. Штуковины оказались сложнее, чем на первый взгляд показалось, и работать с ними было очень непривычно, даже чуточку страшновато.

Старшину немного робость одолела, когда вставлял в каждую мину с торцов по два взрывных механизма, которые представляли собой металлические коробки с подпружиненными нажимными поворотными рычагами. Потом с опаской ввинчивал взрыватели и детонаторы. То, что остальные танкисты наотрез отказались с минами работать, пролилось бальзамом на душу старшины и позволило опять почувствовать себя незаменимым и исключительным.