– И тогда я сделал то, о чем жалею. Я отогнал машину Хантера к своей мастерской и привез его сюда, уложил спать. В моей голове так и крутилась мысль, что он убил тебя, но я ничего не сделал. Я выбрал его, а не тебя, помог замести следы преступления. Как я мог потом тебе в этом признаться?! Когда стало известно, что все обошлось, я сам себя изнутри сожрал муками совести. Мне надо было броситься тебя искать. Надо было сразу звонить в полицию – но тогда они замели бы Хантера. Надо было так сделать – но я предпочел предать тебя, а не его. И бесконечно ждал, когда обнаружат твое мертвое тело. Лучше бы сам сдох…

Он опустился на колени и вжался лицом в мой живот, а я размышляла о словах Мадам. Так ли уж она лукавила, когда говорила, что ее сыновья крепко дружили? Что, если, как всегда, причина всех бед в Фэй? Это она поссорила их, заставила ревновать друг к другу. Могла ли я винить Кевина за то, что в критической ситуации, когда брат оступился, он предпочел помочь ему? Могла ли я теперь не верить, что от Джеймса исходит опасность? Теперь, когда своими ушами слышала его признания, высказанные, когда он напился под очевидным гнетом вины?

Наверное, вот так и совершаются людьми все их главнейшие, судьбоносные ошибки. Возможно, мой муж и не был хладнокровным убийцей, но в порыве ярости он совершил преступление. Пусть даже сразу раскаялся – иначе с чего ему потом так сильно накачиваться спиртным? Кевин, находясь в шоке от признаний брата, помог ему скрыться, а потом был вынужден из-за стыда утаить правду от меня.

А я, узнав обо всем, зачем-то наклонилась и сама Кевина поцеловала.

Даже оказавшись рядом с Сильвией в ее намытом до блеска алом кабриолете-«Понтиаке», я все еще ощущала на губах этот поцелуй. Он жег кожу раскаленным клеймом и мешал сосредоточиться на более насущных проблемах. Что побудило меня к подобному шагу? Зачем поддалась неосознанному порыву?

Было ли это побочным эффектом от вхождения в роль Фэй, которую я при Кевине в меру своих способностей играла? Мы ведь поцеловались уже не в первый раз с момента моего пробуждения после катастрофы. Но тогда инициатором всегда выступал он, я лишь позволяла, затаившись в чужой личине, как в скорлупе. А теперь поцеловала сама – и не могла не заметить, как заблестели его глаза, как воодушевился он этой наградой.

Посеешь поступок – пожнешь привычку. Что если я начала привыкать к мысли, что с Кевином меня тоже связывают отношения? Что если меня зацепило то, как он пришел и освободил меня из наручников Джеймса, словно рыцарь, спасающий принцессу от огнедышащего дракона? Что если мне было приятно ощущать себя в его руках, когда он нес меня вверх по лестнице, а моя голова покоилась на его плече? Что если, поднимая маленькую черную карточку с серебряным тиснением, оставленную у порога моей спальни, я с замиранием сердца предвкушала приглашение на свидание?

Что если я – все же Фэй, а прочее – самообман? Что если мне просто не хочется смотреть в глаза реальности, где в прошлом моих мужчин было двое? Или трое? Или четверо? Что если я – не та светлая девочка, которая, подняв голову, смотрела из глубины зеркал? Что если я – ее прямая противоположность?

Или я все же не Фэй? Просто в какой-то момент, когда Кевин встал на колени и уткнулся лицом в мой живот, мне стало его жалко? Он так искренне раскаивался, так очевидно стыдился собственной вынужденной лжи, что мне и самой стало неловко. За то, что уж я-то откровенно лгу ему в глаза, притворяюсь кем-то другим и раскрывать карты до поры до времени даже не планирую. За то, что если он и был счастлив с Фэй (а на видео именно такое впечатление они вдвоем и производили), то уже никогда не будет, потому что теперь я настоящая стою препятствием между ними и вновь уступать свое имя и свою жизнь незнакомке-захватчице не собираюсь. Кевин убивался о том, что не спас ее, а я, как ни странно, даже радовалась, потому что не случись катастрофы, не столкни меня Джеймс с шоссе – кто знает, что бы ждало настоящую Кристину?