– Не боишься, что сдам брата?! – удивилась я.

Он задумчиво отложил отмычку на край тумбочки, присел рядом со мной на кровать, взял за подбородок, заглядывая в глаза, и мне пришлось сделать над собой усилие, чтобы оставаться на одном месте, не прижимать крепче покрывало к голой груди и не отстраняться. В конце концов, между ним и Фэй что-то есть, и о том, что творится в моей голове на самом деле, он ничего не знает.

– Если бы Хантер убил тебя, я бы никогда его не простил, – произнес вкрадчиво и как-то очень серьезно. – Если придется выбирать, выберу тебя, Фэй. Как ты можешь в этом сомневаться?

Что-то было такое то ли в его взгляде, то ли в тоне голоса… странное… после провала с Джеймсом я уже не доверяла даже своей интуиции, но в тот момент она навязчиво шептала мне: «Посмотри… не видишь ничего схожего? Не замечаешь эту внутреннюю дрожь? Подлинные эмоции, которые он прячет? Почему он зовет тебя замуж? Почему целует после брата? Он не врет. Он верит в каждое свое слово».

Мне невыносимо захотелось в тот момент расстегнуть его рубашку и проверить, нет ли на груди плохо заживших рубцов – так сильно вдруг охватила мысль, что они там будут. Что же такое научилась я вытворять в роли Фэй, что оба мужчины испытывали ко мне не просто желание – притяжение на грани маниакальности? Что если между гремучей ненавистью одного и спокойной лояльностью другого есть нечто общее – это страсть за гранью добра и зла, когда ничего больше не имеет значения? Разве не она заставила Джеймса когда-то позволить написать на себе чужое имя, да не просто написать – врезать прямо в кожу, в плоть, навечно? Разве не ею руководствуется его брат, утверждающий, что интересы любимой ему всего дороже?

– Ты бы прыгнул за мной? – спросила я прежде, чем успела последить за языком.

– Что?

– Ты бы прыгнул за мной? С балкона? С двенадцатого этажа?

Он посмотрел в сторону балконной двери, губы медленно растянулись в ленивую улыбку, будто я предлагала ему невинную шалость: розу, например, с городской клумбы сорвать или стих прочесть любовный. Он мог бы и не отвечать, у меня уже пробежал по спине холодок.

– А ты-то сама как думаешь, Фэй?

– Сейчас речь не обо мне, – я перехватила на груди покрывало, вскочила с постели, обернув его вокруг себя, и огляделась, – убраться отсюда хочу поскорее.

В поисках свежей одежды подошла к платяному шкафу, стараясь выглядеть хозяйкой, уверенно отодвинула створку, только не ту, за которой видела рубашки мужа, а другую. Странно, но там оказались ящики для белья и аксессуаров, точно так же наполненные мужскими вещами. Хорошо, что я стояла спиной к кровати, и выражение удивления и растерянности удалось оставить при себе.

– Что там ищешь? – поинтересовался мой спаситель.

– Да так… – пробормотала я, – почему-то была уверена, что здесь есть кое-какая моя одежда…

– А Хантер разрешил тебе сюда что-то привезти? Насколько помню, он вечно трясся над своей холостяцкой берлогой, да и ты раньше не горела желанием сюда переезжать. Сама же мне говорила, что он наверняка баб водит, когда говорит, что остался здесь ночевать, чтобы утром не ехать в офис из-за города.

Холостяцкая берлога? То-то в первую секунду появления мне показалось, что вид у квартиры какой-то не обжитой. Даже дизайнерские интерьеры не могли придать жилищу настоящего уюта. От досады я поморщилась, вспомнив, как мой муж, сложив руки на груди, преспокойненько молчал и не торопился развеивать мое убеждение, что мы живем тут вместе. Его признание о нашем якобы страстном сексе на этой самой кровати только добавило правдоподобности версии.