Его взгляд прошёлся по моим губам, растрёпанным волосам, горящему лицу. Скользнул ниже от шеи до бёдер, и мои щёки вспыхнули.

– Ты сам чувствуешь, как это сладко – когда тебя оценивает по достоинству тот, кто владеет миром, – насмешливо сказал император. – Тот, кто добился всего, чего хочешь добиться ты. Правда?

– Да, – прошептала я.

Император шагнул ближе – и властно притянул меня к себе, держа за лопатки ледяной ладонью.

– А теперь представь, что мой интерес – не в твоей смазливости, – негромко произнёс он, обрисовывая пальцем мою щёку. – Представь, что император ценит твою остроту ума и знает тебя до глубины души, тогда как остальные никогда не смогут тебя понять. Никогда и никто, ты понимаешь меня?

Он надавил подушечкой пальца на мои губы, вынуждая меня их приоткрыть, и у меня вырвался короткий вздох.

– Тебя пьянит эта мысль? Будешь ли ты изо всех сил цепляться за эту близость? За это… понимание? Будешь желать, чтобы так было и дальше?

Его взгляд, казалось, был устремлён мне прямо в сердце, и я не могла отвести глаз, даже если захотела бы.

– Да, – выдохнула я. – Буду… желать.

Я ощущала опасность всей кожей, и одновременно моя голова кружилась от странного притяжения. Император умел манипулировать – и сейчас он бросал всю свою притягательность на то, чтобы подавить мою волю.

Древнее тёмное искусство. И владел им многоопытный демон, умеющий будить в чужих сердцах и страх, и желание.

Император тихо засмеялся, выпуская меня.

– Вот видишь. Можно сказать, что Церон чувствует нечто похожее, хотя он, в отличие от тебя, не привлекает меня. Мне нравятся красивые молодые девушки, хрупкие и покорные. Ты – странное исключение. Но мы с Цероном единственные по-настоящему можем оценить друг друга. Одному на вершине очень одиноко, мальчик. Куда лучше иметь рядом по-настоящему достойного соперника, чем сидеть одному во тьме, вглядываясь в пустоту.

Мои глаза расширились. Император только что выразил ту же мысль, которая горела во мне, когда я пыталась убедить Конте и Тень не убивать друг друга. Что они сойдут с ума от пустоты и горечи потери – и оттого, что нельзя будет протянуть друг к другу руку и коснуться того, кто мог бы быть рядом. Годы и годы. Никогда.

– Я понимаю, – прошептала я.

– Кроме того, связь между мною и Цероном неизмерима, – странным тоном произнёс император. – То, что я когда-то сделал… то, что он когда-то принял, – об этом не узнает никто. Но тот, кто встанет между нами, очень пожалеет.

Я почувствовала, что бледнею.

Император с усмешкой оглядел меня и поднял бровь:

– Что ж, довольно пугать тебя, пожалуй. Что ещё ты узнал от Джейме Мореро, умный мальчик?

– Что Ниро Мореро мёртв, – выдавила я. – И я решил, что могу взять его имя и получить место рядом с самим императором – и никто не распознает обман.

Император кивнул на Зеркало:

– Ты не знал, что я приведу тебя к порталу.

– Нет.

Император долго смотрел на меня.

– Хорошо, – наконец сказал он. – Ты всё ещё мне интересен.

Он неспешно вытянул руку и провёл ею по моему плечу. Я подавила порыв запахнуть разорванный воротник рубашки плотнее.

– Твоя судьба принадлежит мне. Надеюсь, ты это понимаешь.

– Да, – шевельнулись мои губы. – Я буду делать всё, что вы скажете. И буду благодарен вам за это.

– Ты куда умнее, чем я думал. Пожалуй, выполняя мои приказы, ты далеко пойдёшь. – Император с насмешливой улыбкой снял с мизинца роскошный аметист в форме человеческой слезы и протянул мне. – Надевай.

Мои глаза расширились: перстень стоил целое состояние.

Я молча надела кольцо на средний палец. С любого другого пальца оно бы соскользнуло.