– Простите, – снова запричитала девушка, пока я собирал остатки своей выдержки, чтобы отпустить Ди. – Я сделала вам больно?

Больно?! О да! Но эта самая сладкая боль из тех, что доводилось испытывать.

Прикрыл глаза, чтобы скрыть голод, что снедает меня изнутри, и не впиться в пухлую губку, прикушенную глупышкой в волнении.

– Больно, – не думая, эхом повторил я, на голых инстинктах притягивая малышку ещё ближе.

Она попыталась упереться мне в живот ладонями, отталкивая от себя, но рука девушки соскользнула и прошлась по моему каменному от напряжения органу. Я инстинктивно дёрнулся в попытке продлить нечаянную ласку и снова не сдержал стона, а на лице Ди, наконец, отразилось понимание моего незавидного состояния.

Титаническими усилиями взял себя в руки, освобождая стройные ножки из захвата хвоста, и хрипло выдавил из себя:

– Убегай. Я не могу сейчас себя хорошо контролировать.

К огромному сожалению, Лидия испуганной ланью выскочила из комнаты, скрываясь за дверью, а я уткнулся лицом в подушку, сохранившую её аромат, и кончил, едва коснувшись члена, как юнец после первой линьки.

– Идиот, – вслух вынес себе диагноз.

Действительно, такого кретина ещё нужно поискать. Как теперь успокоить девочку, не отпугнуть от себя?

Лидия Каро

Я молнией слетела по ступеням, прячась на кухне.

Бесполезные метания не могли избавить меня от стыда и ещё какого-то сосущего приторно-сладкого чувства странной жажды и неудовлетворённости.

– Дура! – жёстко ругала себя, проклиная чрезмерное любопытство. – Что теперь он обо мне подумает? – продолжала брюзжать себе под нос.

Есть у меня такая некрасивая привычка – бубнить, когда я смущена или раздосадована.

Чтобы занять руки и мысли, поставила подходить опару и стала готовить мясную начинку на пироги. Всем нужны силы, а сытный ужин после тяжёлой болезни поможет восстановить их.

Только, как я буду с ним сидеть за одним столом, смотреть на губы, которые я так нагло целовала, не озаботившись согласием мужчины? Позорище!

Нет, решено, за столом я не останусь.

– Ты чего бубнишь? – спросил вошедший Инг, высматривая, что можно стянуть для перекуса.

Парень был всё ещё бледен, и рука висела на перевязи, но это был тот самый весельчак и балагур Ингерд, которого я люблю, как брата.

Чувство благодарности к нагу, спасшему его, опять сменилось глубоким стыдом, предательски залившим моё лицо, буквально, пунцовым румянцем.

– Ого! Что такого интересного произошло, пока ты грелась в объятиях нага? Неужели он спросонок поцеловал тебя? – спросил друг, за неимением ничего лучшего щипая хлеб.

– Нет. Это я… – промямлила я, рискуя сгореть от стыда.

– Ты поцеловала Шаянеса? – ошарашенно спросил Инг, уронив на стол кусочек хлеба.

– Мне скучно было и любопытно, а он спал, а потом… – лепетала я и сама удивлялась тому, как глупо и жалко звучат мои оправдания.

– Ха-ха-ха! – громко рассмеялся Ингерд, запрокидывая голову. – Опасная ты женщина, Лидия. Коварная соблазнительница, целующая мирно спящих нагов.

– Иди к чёрту! Знала бы, что ты такое хамло, не спасала бы тебя. Я тут ему душу открываю, а он смеётся, – грозно, но с улыбкой сказала я.

– Понравилось? – отсмеявшись, спросил Инг.

– Да, только я ему больно сделала, – тихо сказала я, снова краснея, как помидор.

– Это как же тебе удалось? Нет, не красней, просто объясни. Если ты его не кусала, в чём лично я сомневаюсь, то не могу даже представить, как ты умудрилась, – друг даже привстал в ожидании ответа, а я не знала, как описать произошедшее.

– Я его поцеловала, а он проснулся и ответил, а потом я стала его отталкивать и он хрипло дышал. Я спросила, больно ли ему. Шаянес ответил, что больно. И кстати, что у вас такое упругое ниже живота? Я туда нечаянно нажала, когда он… ну, в общем, тогда он застонал, – сбивчиво бормотала я.