– Будь осторожен, – посоветовала женщина товарищу. – Далеко не уходи и в случае опасности немедленно возвращайся. Это место меня пугает. Не люблю неизвестность.

Перекинув автомат через плечо, Белаун не спеша зашагал к неказистому зданию. Когда-то улица была очень оживленной, но сейчас начала зарастать травой. Прочное бетонное покрытие оказалось под огромным слоем земли и песка. Расчищать его и поддерживать шоссе в идеальном порядке местные жители явно не желали. Тратить силы и средства не имело смысла. Транспортные средства древней цивилизации, к сожалению, не уцелели.

Между тем, Жак скрупулезно изучал предметы быта унимийцев. Слияние двух культур выглядело необычно и странно. Большинство предметов не отличалось высоким уровнем изготовления. Грубые деревянные скамьи, стулья, столы, домотканые половики, на окнах поблекшие занавески. Но иногда среди мебели попадались настоящие произведения искусства. По здешним меркам, конечно.

Когда-то они являлись вполне заурядной заводской продукцией. Все познается в сравнении.

Рядом с плохо обтесанным и кое-как сколоченным шкафом стояло изящное утонченное трюмо. Резные ножки, сверкающие позолотой ручки, аккуратные маленькие ящички, и великолепная полукруглое зеркало. Вытерев пыль с поверхности, маркиз иронично потрогал заросший щетиной подбородок.

– Любуешься собственной внешностью? – съязвила аланка.

– Да, нет, – пожал плечамиде Креньян. – Просто поймал себя на мысли, что в последние годы практически не пользовался зеркалом.

– Это плохо? – спросила Салан.

– Не знаю, – ответил француз. – Жизнь, слишком круто изменилась. Красота потеряла значение, ведь Таскона ценит лишь силу. Мне уже тридцать четыре. В лучшем случае, середина жизни. Я стал опытнее и мудрее, но пережитые невзгоды и неудачи оставили свой отпечаток на лице.

– Кто бы говорил, – горько улыбнулась Линда. – Зрелость украшает мужчину. Исчезает мальчишеская наивность, черты становятся более четкими, резкими, приобретают законченность. Тридцать – расцвет для вашего пола. Для нас же, женщин, приближается пора заката. Кожа теряет девичью упругость и свежесть, меняются формы, у многих появляется лишний вес…

– Тебе это точно не грозит, – рассмеялся Жак.

– Возможно, – согласилась аланка. – Но не забывай, я старше тебя на два года. Мне скоро будет сорок. Признаюсь честно, подобная мысль угнетает. Даже не верится, что я когда-то была маленькой хрупкой девочкой.

Землянин обнял возлюбленную за плечи и тихо сказал:

– Все проходит, надо жить сегодняшним днем, не мучаясь воспоминаниями. Изменить судьбу мы не в силах. Да и нужно ли? Каждый несет свой крест. И каждому воздастся по заслугам. Разве мы не были счастливы с тобой все эти годы, Линда?

– Я люблю тебя, Жак, – утирая слезу, вымолвила Салан, прижимаясь к груди мужчины.

Дверь в дом резко распахнулась и в помещение вбежал Вилл. Его руки тряслись, лицо побелело, дышал Белаун с трудом и прерывисто. Увидев друзей, аланец громким дрожащим голосом воскликнул:

– Там…там…люди!

Женщина обернулась и, ничего не понимая, произнесла:

– Ну и что?

– Они мертвы, – закричал Вилл. – Человек десять…Ничего ужаснее я никогда не видел.

– Придется взглянуть, – проговорил маркиз.

Группа вышла на улицу и двинулась к зданию напротив. Входная дверь была открыта настежь. Сразу стало ясно, что в панике Белаун правил не соблюдал. Первым в коридор шагнулде Креньян. В нос сильно ударил сильный запах разложения и гнили. Француз поспешно закрыл лицо рукой. Откинув в сторону занавеску, землянин проник в небольшую комнату и невольно выругался:

– Черт подери! Зрелище не для слабонервных.