– Мама, это я, Ника, – подаю голос, неуверенно заходя в прихожую. Тут все как и было. Те же занавесочки на мутных окнах, половичок, деревянный пол, полусухой цветок в горшке, на подоконнике. Мать никогда не была хорошей хозяйкой, да и с возрастом ею не стала.

– Тут странно пахнет, – замечает Алиса, совсем шепотом. И правда. Привычный для меня запах дома отдает удушливостью, которой до этого не было. Не пойму с чем это связано. Мама стала еще меньше убирать? Или запах из-за того что жильцы злоупотребляют алкоголем? Эти мысли проносятся в моей голове за пару секунд, пока раздаются тяжелые шаги из дальней комнаты.

Мама.

Она появляется на пороге прихожей, в видавшем виды халате, неопрятная, с очками на носу, растрепанная. Увидев меня, замирает, переводит взгляд то на меня, то на Алису, поражаясь что мы явились к ней, да еще и без предупреждения. Проще поверить что мы галлюцинация.

– Ника, ты что ли? – подходит ближе, после чего неожиданно для меня неуклюже целует в щеку, обдавая запахом пота. Я целую ее в ответ. Надо же, она как будто и рада мне. Даже странно.

– Привет, мама, – улыбаюсь, – Я с Алисой, это моя дочь.

А вот присутствие ребенка мать злит. Кивая на на девочку, она произносит:

– Ты значит ее все-таки нагуляла, да?

– Мама! – мне не хочется при ребенке обсуждать подобное, но мать не успокаивается:

– Говорила я тебе, чтобы блюла себя. А ты что приехала-то? Сколько лет мать не вспоминала, и тут явилась, не запылилась! Небось выгнал-то тебя муженек?

– Выгнал, – киваю, а она усмехается:

– И с твоей нагулянной девахой выгнал. А я тебе говорила что не ровня он тебе! Что ты долго с ним не проживешь. – замолкает, видимо что-то вспоминая, затем выдает: – И правильно он сделал. Нечего своим свиным рылом в приличные семьи лезть!

Мама умеет поправить самооценку, ничего не скажешь. Впрочем, так всегда было.

– Мам, можно мы зайдем? Устали очень.

– А ты надолго ко мне, звезда? Зайти она хочет.

– Надолго, нам пока что жить негде…

Мать продолжает стоять, преграждая собой проход. Думает, пускать нас или не стоит.

– У меня нет денег содержать два рта!

– У нас есть деньги на продукты, – тут же сообщаю, – А еще мы будем помогать по хозяйству.

– Ладно, иди в свою комнату, там эту, как ее… Поселишь. Сразу давай три тысячи, чтобы я хоть смогла что купить, кормить вас… Ртов-то теперь…

– Я могу перевести на карту.

– Карту?! Какую карту?! Ты мне давай так деньги, чтобы я их видела! А все эти карты, это все ерунда! Деньги должны в доме храниться!

– Я тогда переоденусь и сниму в банкомате, – разуваюсь, беру чемоданы и заношу их в комнату, – либо могу перечислить Вале, он снимет.

– Не надо ему ничего перечислять! Пропьет!

Класс! Значит тетя Рита права. Вот только брату всего двадцать четыре, он на пару лет меня младше. Рано ему еще спиваться.

– Хорошо, тогда я чуть отдохну и пойду сниму в банкомате. Он же на почте?

– На почте.

А до почты полтора километра. Мы заходим с Алисой в комнату, и я тут же закрываю дверь. Надо переодеться, да и в принципе выпустить дух. А еще повесить вещи в шкаф. Тут никто не жил, судя по всему: ровный слой пыли, но в целом чисто.

– Мама, а как мне называть твою маму?

Да, бабушкой лучше не стоит.

– Тетя Олеся, – отвечаю, открывая чемодан с Алискиными вещами, – если скажет что надо как-то иначе, называй как она скажет.

Дочка кивает, а я перебираю ее кофты и футболки. Да, для деревни они мягко говоря не подходят, все достаточно дорогие, и в них навоз месить будет жалко. С другой стороны, если не носить их, то Алиса в любом случае из них вырастит. Наконец нахожу полудомашнюю кофту и спортивные брючки.