И судьбы своей творец,
Тот бессмертен, как Создатель,
И задумчив, как мудрец».
«Это правда, друг мой. Мнится,
Он навек забрал покой,
Заставляя сердце биться
С тайной негой и тоской.
Только грусть эта приятно
Будоражит мою кровь».
«Ну, теперь тебе понятно,
Что на свете есть любовь?»
«Да, да, да! Кричать готова
Я об этом всем». – «Ну, нет.
Иногда молчанье слово
Заменяет тет-а-тет».
«Снова прав ты, ангел милый.
Рядом с ним язык мой нем,
Слово вымолвить нет силы.
Солнце, мрачный Полифем,
Зрит с небес пустой глазницей,
Беспощадно жаря нас,
И с крылатой колесницы
Слышен ветра трубный глас.
Мы одни во всей Вселенной,
Наших чувств прекрасней нет,
И в душе любви нетленной
Зарождается сонет.
Его строчки, словно песня,
С уст слетают в тишине.
Я в любви к нему воскресну
И сгорю в её огне».
«Это так. Страдать ты будешь».
«Буду? Я уже грущу».
«Вдруг его ты позабудешь?»
«Не забуду». – «Не прощу,
Коль забудешь». – «Не забуду.
Сколько можно повторять?!»
«Красоты святое чудо
Украдёт он, словно тать3».
«Украдёт? А кто (не ты ли?)
Мне советовал любить?
Свечи звёзд в окне застыли,
Лунный свет вплетает нить
В ночь волос моих лукаво».
«Грешен, милая. Неправ».
«Были оба мы неправы».
«Может быть. И жизнь познав,
Мудрецом не станет каждый,
И не все найдут любовь».
«Дух, томим любовной жаждой,
Будоражит мою кровь.
Только с ним хочу быть рядом,
Целовать и обнимать…»
«Напоил тебя он ядом?»
«Научил меня летать».
«Ой ли, милая!» – «Довольно!»
«Извини, неправ опять».
«Как в груди сердечку больно!»
«Не живёшь – не умирать…
Я, однако ж, припозднился.
Мне пора, мой друг». – «Пора?!»
И, взмахнув крылом, простился
Он со мною до утра.
14.02.04
Шестой разговор с гением
Жизнь промелькнула, как виденье,
Была любовь – и нет любви.
Душа-страдалица в смятенье
И сердце пылкое в крови.
Была любовь, желанье чуда.
А нынче что? Тоска и грусть.
Хочу забыть, но не забуду —
Нет сил забыть. Да ну и пусть!
Любви безумие приятно,
Пусть даже умер милый твой.
Вновь свет полоскою закатной
Скользит над сумерек канвой.
Застыв у мрачного надгробья,
Читаю имя, чуть дыша,
И мрак взирает исподлобья,
Как ниц склоняется душа.
Царица гордая доныне,
Рабыня жалкая сейчас,
Стремлюсь к тебе я, как к святыне,
Как наши души в судный час.
Стремлюсь к тебе, бреду по краю
Судьбы постылой мне уже.
Приди за мной, я умираю,
Забыться дай моей душе.
«Ну вот уж нет, моя родная!
Я умереть тебе не дам!»
«Ты, гений?! Здесь?!» – «Увы, стеная,
Проклятья слала ты богам.
Скорбя, словам твоим внимали
Все, кто бессмертие нашёл.
К тебе меня они послали.
Вздохнул я тяжко и пришёл».
«А отчего вздыхал ты тяжко?
Должно быть, ты меня жалел?»
«Жалел любовь, моя бедняжка.
Спасти её я не сумел».
«Нет, что ты, друг мой, чувство живо
В душе измученной моей.
Вдаль облака плывут лениво,
Неся привет любви моей».
«Его я видел в царстве духа».
«Его встречал ты?» – «И не раз», —
Мой гений мне ответил глухо,
Не отводя горящих глаз
От черт лица моих в тревоге.
«Ты с ним беседовал? О чём?»
«У звёзд извилистой дороги
Случайно встретились мы. Сном
Он посчитал меня вначале
И тотчас захотел уйти,
Но я в плену своей печали
Его окликнул: «Погоди!
Хоть не знакомы мы, но всё же
Не прочь начать я разговор».
И, не сдержав невольной дрожи,
Он обратил ко мне свой взор:
«Как чудно говоришь ты, встречный!»
«Не чудно. Может быть, чудно».
Портрет любимой безупречный
Явило неба полотно.
«Она, она! – воскликнул дико. —
Прекрасен лик любви моей».
«Умерь свой пыл: не Эвридика
Она и ты ведь не Орфей».
«Но всё-таки играть на лире
Я научился. Ей одной
Пою, как в том, подлунном мире,
Стихи, враждуя с тишиной.
Любви божественной напевы
И нежный глас её в ночи…»»
«Прошу тебя, во имя девы,
Не продолжай, мой друг. Молчи».