На небе не было ни облачка, и чуть дальше линии прибоя можно было увидеть, что на самом деле море не одинакового синего цвета, как на картинках и в моем воображении. Оно было лазурным у берега, по мере отдаления от него становилось темно-синим, переходило в серый, а у заветного острова приобретало цвет индиго. Я видела море только в документальных фильмах National Geographic, и теперь мне казалось, будто я сама в одном из этих фильмов. Меня переполняло радостное волнение, и я никак не могла понять, почему все вокруг так нервничают. Для меня это было величайшим приключением!

Дети бегали по пляжу и собирали разноцветные камушки. Маленький афганский мальчик подбежал ко мне и вручил камень, напоминающий лебедя, – он был плоский и серый, с белой прожилкой посередине, и гладкий, идеально отполированный морем. На ощупь он был прохладный. Мне не всегда легко удается держать что-то в моих неуклюжих пальцах, но такой подарок я бы ни за что не выпустила.

Среди нас были люди из Сирии, Ирака, Марокко и Афганистана. Многие переговаривались на языках, которые я совершенно не понимала. Взрослые вполголоса обменивались своими историями, но большинство сидели молча. О чем разговаривать? Для тех, кто собрался на берегу, наступил тяжелый момент – целыми семьями люди были вынуждены отправиться в это опасное путешествие, бросив все, что они нажили у себя на родине.

Утром первые лодки отправились в путь. Две плыли более-менее прямо, а две другие – зигзагами. На лодках не было мотористов – перевозчики разрешали одному из пассажиров плыть за полцены или вообще бесплатно, если он соглашался управлять мотором. В нашей семье ни у кого не было опыта вождения лодки. Рулевым был назначен мой дядя Ахмед. Думаю, что он никогда не пробовал управлять лодкой, он и на море-то никогда не был, а последние несколько лет держал магазинчик мобильных телефонов. Но он убедил нас, что справится. «Это то же самое, что ехать на мотоцикле», – сказал он.

Мы слышали, что некоторые беженцы врубают мотор на полную мощность, чтобы как можно быстрее доплыть до острова, и в результате мотор ломается. Иногда двигателям не хватает топлива. Если случается что-то подобное, турецкая береговая полиция отбуксовывает лодки обратно на берег. В кафе «Синдбад» в Измире мы видели семью, которая пыталась пересечь пролив шесть раз подряд. У нас не было денег на столько попыток.

Около девяти утра дядя Ахмед позвонил перевозчику, который сказал, что нам придется ждать, пока береговая полиция не уйдет с горизонта. «Мы доверились не тому человеку», – вздохнула Насрин. Я переживала, что нас могли обмануть. Мы не ожидали просидеть на берегу так много времени, и скоро все проголодались, но больше всего хотелось пить. В этом даже есть какая-то ирония: море воды рядом, а люди мучились от жажды. Но море – соленое. Мои братья пошли искать воду, но вернулись с пустыми руками.

Тем временем день становился все жарче. Контрабандист-перевозчик наконец появился. Он привез шлюпки для нас и еще нескольких групп, но запретил нам выходить в море, пока у береговой полиции не начнется пересменок. Марокканцы разделись до пояса и начали петь. Во второй половине дня поднялись волны, они все громче разбивались о камни на пляже. Никто не хотел плыть ночью, так как все здесь слышали истории о пиратах на гидроциклах, которые под покровом ночи крали у людей ценные вещи и снимали с лодок моторы.

Наконец, около пяти часов вечера, у береговых патрулей началась пересменка, что дало нам возможность отправиться в путь. Я вновь взглянула на море. На водную гладь спускался туман, крики чаек больше не казались веселыми и задорными. На остров легла угрюмая тень. Некоторые называют эту переправу «Рихлат аль-Мут», или «Дорога смерти». Эта дорога либо приведет нас в Европу, либо проглотит нас. Впервые в этом путешествии мне было по-настоящему страшно.