Нина молча протянула ему бумажные платочки и неловко погладила по плечу этого, в общем-то постороннего человека, так непосредственно выражавшего свои эмоции. Постепенно Пётр Иванович успокоился, шумно высморкался:

– Давно я не плакал, – покачал он головой. – Ты прости меня, старого. Как звать-то тебя, я даже не спросил, вот ведь дурак какой.

– Нина я. А давайте вы супчик съедите, а то остынет он, а потом мы поговорим.

– Да я уж почти не ем, от всего больно, и таблетки, и уколы здесь, и капельницы разные – ничего не помогает. Но супчик попробую, давно я домашнюю еду не кушал.

Пётр Иванович ел, а сам поглядывал на Нину, словно проверяя её реальность.

– Вкусно-то как, – он не заметил, как съел всю тарелку и даже ложку облизал. – Спасибо тебе, дочка, за то, что на минутку почувствовал себя кому-то нужным.

– Почему же на минутку? Я к вам ещё приеду, вкусненького привезу. Только вы уж не курите, Пётр Иванович. Мне санитарка пожаловалась, что вы тайком от врачей курите. Вам нельзя, лечение насмарку пойдёт. А вам выздороветь нужно. И жить долго-долго.

– Не буду, дочка, вот возьму и брошу на старости лет, – смешно затряс головой старик. – Я ведь никому не нужный был, как жена умерла. Детей не нажили, племянник есть, так он в Мурманске живёт. Редко приезжает. Я ему даже не сообщил, что болею. Зачем тревожить занятого человека? А так он у меня добрый, внимательный, посылки шлёт к праздникам.

Всеми правдами и неправдами Нина добыла адрес племянника Петра Ивановича, написала ему о болезни дяди, попросила приехать. И оказалось, что он, действительно, тепло относится к единственному старшему родственнику. Мужчина приехал в Москву, перевёл дядю в платное отделение, а после лечения забрал к себе в Мурманск.

– Ты, дочка, спасла меня, век буду тебя благодарить, – говорил Нине на прощание Пётр Иванович. – Если б не пришла ко мне со своим супчиком, уже б давно схоронили меня. Дай Бог тебе счастья и мужа хорошего.

Побывав в больнице, посмотрев на несчастных, никому не нужных стариков, Нина поняла, что может сделать для них хоть немного: дать капельку тепла и заботы, помочь искупаться, переодеться, побриться да просто выслушать. Нина нашла сайт волонтёров, присоединилась к группе таких же энтузиастов и начала работать в больницах на постоянной основе. Забота о других стала необходимой, помогала жить полной жизнью. Это не было подвигом, насилием над собой, это был осознанный путь, по которому хотелось идти вперёд.

Старики радовались приходу помощников, у них загорались глаза, появлялось желание жить, а уж когда кто-то из волонтёров придумал отмечать дни рождения прямо в отделениях, собирать всех именинников за месяц и поздравлять их, устраивая небольшой концерт, процент выздоравливающих сразу увеличился. Старики под руководством добровольных организаторов разучивали стихи, а кто не мог запомнить, читал по бумажке. Пожилые люди пели надтреснутыми голосами, волонтёры разыгрывали сценки, порой даже свободные врачи и медсёстры принимали участие в праздниках.

– Они как дети, – делилась Нина с подругой Аней, – радуются конфетке, обижаются, если им слов не досталось или шарик получили не того цвета, что у соседки.

– Как у тебя терпения хватает? У меня порой даже на домашних времени и сил не остаётся, а тут – чужие.

– А их не надо терпеть, их любить нужно, тогда всё в радость.

С таким насыщенным графиком Нина чуть не пропустила собственный юбилей – двадцать пять лет. Нина с детства не любила отмечать свой день рожденья, кажется, лет с семи. Ей не нравилось, что она, именинница, никогда, даже в самом нарядном платьице и бантах, не бывает не то чтобы красивой, но даже хорошенькой. На праздниках у подружек девочка то и дело слышала комплименты в адрес виновниц торжества, а на своих – только пожелания и поздравления. И в первом классе решительно заявила бабуле (маме, как обычно, не было никакого дела до Нины), что не желает приглашать гостей.