– Эй, эй! – опять закричала женщина. – Ты чего расселся?! Не для того я тебя кормила, чтобы ты посиделки устраивал. Пошли!

Она властным жестом приказала ему взвалить на плечи тяжёлый мешок и пошагала вперёд, освещая дорогу электрической лампой. По её повадкам было видно, что она знает, куда идти.

«Она не трус, – подумал он, морщась от боли в правом колене. – Может, ещё и этим она отличается от меня».

Они шли долго. Кругом тьма и мерзость. Устойчивый тяжёлый запах протухшей органики, пропитав всё вокруг, подло терзал организм человека лёгкой тошнотой. Под ногами путников противно хлюпала грязь, на серо-зелёных стенах тоннеля мерцающий луч электрической лампы то и дело выхватывал множество чёрных с просинью потёков, а сверху, из кромешной тьмы, часто падали сгустки противной слизи. Падали, звучно шлёпаясь в грязь. Один раз мужчина остановился, чтобы поправить тяжёлый мешок на плече, и прилетевший из тьмы сгусток упал ему на лицо. Он попытался судорожным движением руки стряхнуть склизкую гадость, но та увернулась, скользнула по шее и проникла под рубаху. Мужчина запаниковал. Он затоптался на месте и хотел бросить мешок, чтобы освободить тело от скользкой мерзости, однако женщина, заметив его порыв, строго погрозила кулаком. Пришлось терпеть. Терпеть и идти.

Наконец она разрешила остановиться. Вернее, не разрешила, а остановилась сама. Остановилась потому, что дальше некуда было идти. Тоннель упёрся в тупик.

– Ну, вот и пришли, – вновь громко и повелительно сказала женщина, указывая лучом лампы на нишу в стене, куда можно положить мешок. – Положи туда.

Лишь освободившись от ноши, он тут же стал срывать с себя верхнюю одежду, а потом нательную рубаху. Слизь таилась на животе, пытаясь просочиться под пояс брюк. Пока он думал, чем бы скинуть скользкую гадость (голой рукой касаться её не хотелось), женщина быстро подошла к нему, и бумажной салфеткой, неведомо откуда появившейся в её руке, скинула мерзость себе под ноги. Женщина думала много быстрее, чем он. Значит, женщина смелее мужчины. Смелее и сильнее. Она не трус.

На том месте, где была слизь, осталось бурое пятно. Пятно противно зудело. Мужчине хотелось внимательно рассмотреть зудящее место, но беспокойная спутница стала торопить его визгливым голосом.

– Чего разнюнился? – верещала она. – Ишь, ожога никогда не видал. Эка невидаль. Некогда нам. Одевайся и бери кувалду.

И теперь луч лампы скользнул в другую нишу, где лежала ржавая кувалда на длинной пластиковой ручке.

Куда бить, женщина указала тем же лучом электрической лампы. Мужчина размахнулся и ударил. Удар получился глухой и с множеством брызг. Большая часть брызг попала мужчине в лицо. Он тут же опустил кувалду в грязь и торопливо утёрся рукавом. Лицо пылало. Так казалось ему, а ей ничего не казалось. Она опять орала и командовала, широко раскрывая алый рот. Цвет женского рта мужчина разглядел и осознал в свете электрической лампы, которую спутница держала возле своего лица. Рот её был не только ал, но и страшен. До того страшен, что мужчина мигом забыл про своё пылающее лицо, схватил кувалду и стал торопливо бить по стене. На брызги он не обращал внимания. Он бил, бил и бил. Сердце колотилось в груди пойманной в силок птицей (такое сравнение ни с того ни с сего выплыло вдруг в прозрачную прорубь сознания мужчины), а он продолжал колотить неподатливую стенку. И колотил, не понимая, для чего ему это нужно. Мужчина сражался со стенкой, подчиняясь воле женщины. Лишь она могла остановить это сражение. Она и ничто более.

Женщина остановила его, когда перед ним вместо стены зазиял чёрный провал.