А еще за свою недолгую жизнь я поняла, что мне нравятся брюнеты. А Сашка был блондином.

С того вечера мы открыто говорим на тему секса. А так как опыта я особо не набралась, слушаю его рассказы и восполняю свои пробелы за счет его "богажа знаний".

Так, теперь мне надо переключиться на серьезный разговор, который я собираюсь завести там, куда сейчас еду.

7. Глава 7

Я еду на железнодорожный вокзал. Мне надо попасть на пригородную электричку, после у меня будет всего два часа на то, что я задумала.

Надеюсь, я уложусь в это время, иначе пропущу возможность вернуться обратно в город. В связи с вернувшимися паническими атаками я обязательно должна успеть на последнюю электричку, так как в машину сесть не смогу. И мне придётся заночевать в незнакомом городке в Подмосковье. А это так себе перспектива. Ради этой девчонки я не готова идти на такие жертвы.

Дяде Саше я сказала не всю правду. На самом деле я знала, где находится приют, в котором она живет. Скрыла сей факт потому, что он мне скажет самой туда не соваться. А мне очень надо было увидеть ее.

Почти каждую ночь мне снится один и тот же сон. Он меня мучает уже около года. Из-за него я и решила обратиться к психотерапевту. Я не могу уже видеть одно и то же каждый раз, как засыпаю.

В нынешних обстоятельствах мне повезло, что детский дом находится недалеко от железнодорожной станции. Преодолеваю это расстояние довольно быстро, никакой охраны не вижу и беспрепятственно вхожу на территорию учреждения через калитку. Здание не сильно примечательное: двухэтажное, стены окрашены в отстойный зелёный цвет.

Да уж, унылое местечко. Подхожу ко входу, хочу открыть дверь, но вдруг слышу женский крик.

Нет, не о помощи, а от боли.

Решаю пойти на звук, посмотреть, что происходит. Обхожу здание со стороны и оказываюсь на заднем дворе. Теперь слышно яснее, и удары, и сами крики. Звуки доносятся из зарослей неухоженного кустарника.

— Ты меня поняла? Чтобы я не видела тебя рядом с ним, иначе пожалеешь, птичка певчая, блин! Поняла, я тебя спрашиваю? — кричит девушка с грубым голосом.

— Я к нему никогда и не подхожу, это он сам... — едва слышу тихое оправдание другой.

Затем раздается звук звонкой пощёчины:

— Ты, блин, что, тупая? Ничего не понимаешь? Или тебе жить надоело?! Я тебе говорю — ты меня слушаешь и выполняешь! Усекла?

Следует пауза.

— Я не слышу! — продолжает все тот же женский грубый голос.

— Да.

— Вот и отлично, сразу бы так. Николаевне и Андрею скажешь, что споткнулась и упала. Все, девочки, пошли, нам пора.

Я спряталась за дерево в надежде, что останусь незамеченной. Из кустов вышли три девушки интересной наружности — с ярким макияжем, ужасными причёсками и абсолютно разные. Одна — пампушка среднего роста, другая — высокая и упитанная, третья — среднего телосложения и роста. Но было кое-что у них и общее — жестокое и в то же время довольное выражение на лицах. И вроде девчонки все трое младше меня, все-таки мне скоро девятнадцать, а им максимум шестнадцать-семнадцать лет, но повстречать их всех вместе в тёмном переулке я бы не хотела, хотя, они и в светлое время суток ведут себя более чем агрессивно.

От их лицезрения отвлекает тихий плач. Иду на звук и выхожу на небольшую лужайку, посреди которой на коленях, с опущенными плечами сидит худенькая девушка со светлыми взъерошенными волосами и плачет.

Да, жизнь сложна у детей в детских домах — единственный вывод, который я могу сделать из увиденного.

Достаю из сумочки влажные салфетки, протягиваю их ей:

— Возьми, вытрись.

Девушка поднимает зарёванные глаза и смотрит на меня непонимающе.