– Как скажешь… – Кас уже достал нож, но затем посмотрел на размеры зверей, перевёл взгляд на лезвие, воткнул его обратно в ножны и вздохнул.

– Больше мороки только. И Ведьма мне самому голову снесёт, если так сделаю.

– Почему Ведьма?

– Потому что старая, сухая, злая, и вечно горбится над котлом.

Ведьмой Кас называл Маргарет, одну из поварих в столовой для охотников и скаутов. Иногда в ней чисто случайно мог затесаться фермер или какой-нибудь жандарм, но если первые обычно ели то, что вырастили, то вторые ели прямо на работе, сидя на посту или обходя рынки.

– Кто первым дежурит? – Кас смотрел на пляску прозрачных языков пламени, держа свою реликвию на коленях.

– Давай ты.

– Тогда иди, разбужу ближе к часу.

– Почему не в полночь?

– Потому что если ты опять уснёшь из-за недосыпа, лучше от этого никому не станет. Штаны пока подлатай, там есть пара лоскутов кожи, – надо же, а я уже и забыл, что у меня порезы на ногах. К счастью, порезы травы немногим больше, чем порезы от листа бумаги. Но тем не менее, воздух задувало противно.

Я вошёл в хижину, машинально зажёг керосиновую лампу и упал на лежак. Картина ветхой комнатушки с земляным полом, потрескавшимися кирпичами и затхлым воздухом навевала на меня какое-то странное чувство, будто каждый раз, ночуя тут, я возвращался домой. От этого по груди разбредался чуть уловимый поток тепла, для которого, возможно, когда-нибудь даже существовало название.

Пока я отдыхал и чинил штаны, Кас успел перестроить костёр, убрав все угли к центру и завалив их толстыми поленьями, чтобы уменьшить пламя. Всё-таки он был из бывалых охотников, и темноты не только не боялся, но и плевал на всех её обитателей. Хотя он и ненавидел приходящий с закатом холод, весь сжимался, как будто уменьшаясь в размерах. А потом, когда я сменял его, он будто бы через силу, цепляясь онемевшими пальцами за курок, отдавал одну винтовку и медленно уходил спать, но постоянно ворочался, ворчал, а пару раз вскакивал на ноги и буквально силой заставлял меня ложиться обратно, продолжая дежурство за меня. После этого он обычно был полностью измотан, и времени на отдых днём уходило в разы больше.

Перед глазами плавали узоры. Очевидно, я спал недостаточно глубоко, а потому на краю сознания что-то смутно улавливалось, что-то необъяснимое, непонятное настолько, что стоит только подумать об этом, как между лопаток начинали бежать мурашки. Это непонимание пугало меня ещё больше: страх неизвестности плотно заседал в горле, а оттуда расходился по всему телу. Помню, как у меня колотилось сердце на первой охоте, когда Кас позволил мне выстрелить, а я даже не ожидал, что убивать может быть так страшно. Пусть сначала это и было тяжело, но четыре следующих дня я улыбался до ушей, будто мне подарили самую лучшую штуковину в мире! Впрочем, резкая эйфория скоро выветрилась, любая стычка со зверем стала рутиной, хотя происходящие инциденты всё ещё будоражили, будто всё повторялось заново, и я опять учусь убивать.

Пересменку Кас принял молча. Возле тушек на тарелке лежал приготовленный буй – рыба со специфическим зеленоватым мясом и химическим послевкусием, если дать ей остыть. Однако повторное нагревание убирало все эти недостатки. Закончив с ночным перекусом, я понял, что ночь будет действительно долгой. Может, стоит ещё вздремнуть прямо здесь? Хотя чёрт с ним! Винтовку на колени и вперёд.

Я слышал, что раньше ночное небо сияло почти так же светло, как и днём. Что его освещали сотни и тысячи звёзд, ярко разливалась сиянием Луна, бледно-розово подсвеченная сегодня на фоне тьмы. И всё же, мне нравилось наблюдать за этим изрядно поскучневшим полотном, фантазировать о том, как выглядело небо задолго до моего рождения и как раньше за ним наблюдали специальные люди с их… Как же та штука называется? Надо же, опять забыл. И ведь название такое простое.