А баронесса ничего не сказала, а только пустила слезу.
Ганц почувствовал, словно за спиной отрастают крылышки надежды – теперь он не сомневался, что должен ехать в пансион и забрать свою любимую из пут католической церкви.
Вдруг Мишель почувствовал дикую боль, словно огромные тиски сжали его голову. Перед глазами юноши всё расплылось, тело обмякло. Опустив голову на колени, наследник Бель Эров едва слышно простонал: «О, Господи…» – и потерял сознание. Он рухнул бы на пол, словно кукла, но Ганц вовремя подхватил его. С помощью дворецкого фон Баркет перенёс молодого человека в его комнату – Мишелю был нужен отдых, его нервы не выдержали переживаний за сестру.
Все события вечера ещё больше утвердили немца в острой необходимости немедленно выезжать в пансион при монастыре святой Маргариты. Но теперь перед ним стояла новая задача: Ленитина была заперта в католическом монастыре, куда не пробраться, и добровольно её никто не отдаст законному жениху, тем более – протестанту. Это было ясно, как белый день. Но сдаваться фон Баркет не собирался.
Глава 4. Спасти любой ценой!
Мишель лежал на спине. Его неподвижный взгляд был устремлён в потолок, но мысли оказались сосредоточены и ясны. Рядом с изголовьем кровати больного на деревянном стуле, опираясь руками на колени, сидел Ганц. Немец был так же неподвижен и сосредоточен, как и француз. У фон Баркета вообще не было привычки нервно расхаживать из стороны в сторону и теребить вещи – он предпочитал сосредотачиваться и раздумывать в неподвижном состоянии.
С момента, как Ганц и дворецкий перенесли Мишеля в спальню, прошло около четверти часа, которые молодые люди провели в полном молчании, обдумывая дальнейшие действия.
– Тебе нужно выезжать в Серс немедленно, – наконец подал голос Сентон. – Нельзя терять ни минуты.
– Ей очень плохо, да? – подняв голову и обратив взор на брата любимой, спросил немец.
– Да, – тихо ответил Мишель и прикрыл глаза. – Я это чувствую буквально кожей. Она в отчаянии.
– Лени ждёт меня?
– Нет, она уже потеряла надежду и сдалась. Боюсь, что у тебя очень мало времени, как бы ты не опоздал, Ганц…
– Ты думаешь, что постриг…
Фраза осталась неоконченной – фон Баркет не смог произнести рокового слова.
– Очень надеюсь, что ещё нет, – вновь открыв глаза, ответил Мишель и повернул лицо к другу. – Поторопись, Ганц. Если ты опоздаешь, исправить уже ничего будет нельзя. Если очень постараться, то чужой брак можно аннулировать даже в католичестве, а вот вернуть Христову невесту к мирской жизни намного сложнее…
– Еду! – решительно поднявшись, заявил немец. – Сейчас же выезжаю и на рассвете я буду уже у монастыря.
– Будь осторожен, пожалуйста, – приподнявшись с кровати, предостерёг друга Сентон. – Это не шутка – стоять поперёк дороги католической церкви…
Ганц кивнул, вспомнив, что с некоторых пор Мишель откровенно задумался перейти в веру своей матери и стать гугенотом. А последние события, пожалуй, лишь укрепят молодого француза в таком решении, подумалось немцу.
– Верь мне, Мишель, друг, я спасу твою сестру и свою невесту любой ценой!
Распрощавшись с семьёй барона Бель Эра, фон Баркет поспешно пришёл на свою конюшню, оседлал мерина и помчался к монастырю святой Маргариты. В голове молодого человека вертелась одна-единственная фраза: «Я спасу её! Спасу любой ценой!»
Едва Ганц покинул дом будущих родственников, Анриетта де Сентон со свечой в руке поднялась в комнату сына.
– Мишель, мальчик мой, как ты себя чувствуешь? – заботливо спросила женщина, присаживаясь на краешек постели и ставя огарок на прикроватный столик.