И вот, однажды ушел Хрогр к Номену и Радовице на праздник Ночи цветущего папоротника, а дом свой на Гореслава оставил. Возрадовался Гореслав, кликнул своих людей собираться с оружием, а сам пошел к Колодцу, да вниз головой в него кинулся. Испугались люди, о том, что навсегда он в нем сгинет, подумали. А Гореслав из Колодца вышел, да только могуч стал, так злой черной силой и переливается. Сел он на зверя железного и пошел все подряд крушить. А люди злые за ним припустились, Учеников бить-убивать, да дома их грабить.

Вернулись Номен и Хрогр-кузнец, пытались сдержать Гореслава Завистника, бились-бились, да не смогли его одолеть. А люди злые как всех Учеников побили, тоже на них напали.

И поняли Дивные, что не победить им Гореслава лютого. Тогда открыл Номен врата волшебные и защищал их, пока уходили в них Хрогр, Сим и Волот. Лишь Радовица задержалась, мужу держать врата помогала. Но и они ушли и не вернулись больше в мир людской. С тех пор и зовут их Ушедшими…»

– Интересно… – протянул Волков, – Хотя и не совсем оригинально, не считая некоторых деталей.

– Да, – Тимофей согласно кивнул, – Такие легенды у многих народов есть. Тики Виракоча, он же Кон Тики в Перу, Осирис в Древнем Египте, Оаннеш в Месопотамии, Кецалькоатль или Кукулкан в Мексике…

– Вот и я о том же. Еще что-нибудь там есть по этой теме?

– Так, датировка – примерно пятый век Новой эры, дальше идет разбор имен действующих лиц, причем везде присутствует слово «предположительно». Предположительно, что Номен – это вообще не имя, а титул, Сима выводят от Симаргла, что на мой взгляд крайне сомнительно. А, вот оно в чем дело, что в этой легенде не так! – и Тимофей прочитал торжественным тоном:

«Официальная версия, одобренная Патриархатом Е.Ц.

Князь Гремислав Святой Меч (приблизительно ХХ век Н.Э.), политический и религиозный деятель Русской Балтики и Суомского края, известен как упорный борец с местными языческими верованиями. За подвижничество в продвижении Единой Церкви на Северо-Запад канонизирован как местночтимый святой.»

– А это точно про одного и того же персонажа? – усомнился Волков, – Имена не совсем совпадают, да и эпоха не та.

– Чтобы покорить народ, нужно уничтожить его богов. – пожал плечами Тимофей.

– Стоп, а этот-то, как его, Грибаунт! Он-то там где, в этой истории?

– А тут такого нет! – Тимофей озадаченно зашелестел страницами, затем открыл оглавление, – Во, нашел! Веселый морячок Грибаунт, фольклорный персонаж матросских песен и анекдотов XVII-XVIII века, имя происходит от языческих имен-прозвищ, смотри главу «Яйцеслав и другие». Считается, что название морской фуражки «грибан» происходит именно от Грибаунта. О, даже пример застольной песни приводится!

Подхватив подстаканник на манер пивной кружки, он запел, размахивая им в такт:

«Вот и славный порт Марсель!

Сколько шлюх, сколько шлюх!

Грибаунт бежит в бордель.

И с разбегу плюх!

Трам-пам-тарарам,

Пардон, мадам! Бонжур, мадам!»

– Что, прямо так и написано? Нет уж, «Трам-блям-спасибо, мадам» – это не наш метод… – мрачно процедил Сергей.

– Ты чего? Тебя что, кто-то Грибаунтом обозвал, что ли? – Тимофей с трудом сдержал улыбку.

– Проехали…

Волков подцепил последний пирожок и начал его жевать, уставившись в окно, где пролетали в вечерних сумерках перелески и полустанки.

«Ну, Пимен, юморист хренов…»

В дверь постучали, в проеме появился проводник с подносом в руке, на котором парил ароматами заказанный ужин. Ловко расставив тарелки, он пожелал приятного аппетита и ушел. Тимофей защелкнул засов и разлил коньяк заново. Выпили традиционно «за успех безнадежного дела», и Сергей понемногу оттаял. В конце концов, оскорбляться на сравнение с местным аналогом поручика Ржевского было глупо.