– Простите, – лепечу я. – я ищу тех, кто жил здесь, – указываю я на ее дом. Женщина глядит на меня и не понимает. – Моя мама… она жила здесь.

Проходит минута прежде, чем оттаивает и спрашивает меня женщина:

– А как звать вашу мать? – в ее голосе слышится надежда на чудо.

– Звали, – поправляю я ее. Она дергается, словно через нее проходит ток. – Вивиан. Ее звали Вивиан. Я ее дочь – Надежда.

Я замираю. Ожидание.

Женщина утирает слезы, она не верит своим глазам. Теперь она подходит ко мне вплотную и касается моего лица, вглядываясь.

– Ты… ты так похожа на нее! – улыбается она сквозь слезы. Я тоже плачу; не могу сдержаться. – Идем! – спохватывается вдруг моя бабушка (я уже уверена в этом) и тащит меня в дом. Ее рука цепко держит меня за запястье. Она сильная, несмотря на возраст и те печали, что свалились на ее плечи. – Тебе нельзя здесь быть. Кто-то может увидеть! – мы синхронно оглядываемся по сторонам и входим в дом.

Я внутри дома моей мамы. Улыбка шире и шире. Я закрываю глаза и с чувством вдыхаю воздух, который царит здесь, стараясь запомнить его навсегда. Он пахнет выпечкой, лавандой и немного затхлостью.

– Что с тобой? – испуганно спрашивает меня бабушка. Она дергает меня за руку. – Тебе плохо?!

– Нет, все хорошо. Я просто… хочу запомнить все это.

– Ты знаешь кто я? – берет мои руки в свои она.

– Да. Вы – моя бабушка.

Она кивает мне.

– Я так рада видеть тебя, моя девочка! – обнимает она меня. Я обнимаю ее в ответ. Вначале робко, но потом смелее. – Так рада! Я так скучала по моей Виви… так скучала. А тебя я и видела всего лишь пару минут после твоего рождения. И все. Малышка, ты такая взрослая. Дай мне посмотреть на тебя во всей красе! – просит она меня и отходит на пару шагов. Я теряюсь. – Красавица! – делает свой вывод она. Я выдыхаю, словно это самое важное, что я должна была услышать.

– Вы видели меня?

– Да, да!

Мы проходим в комнату, где стоит огромный диван и телевизор. Бабушка усаживается и усаживает меня. Мои руки она не выпускает.

– Расскажи мне, как ты жила все эти годы? Где вы жили? Я так скучала по тебе, дорогая!

– М-м-м… – я не знаю, что говорить. То, что нельзя говорить наше убежище с отцом – это факт, но мне от этого не лучше. – хорошо жила. Мы с отцом жили очень хорошо.

– А где, ты мне не скажешь же верно, – улыбается мне она. Я смущена. – Верно, – отвечает сама себе моя бабушка. – ты будешь защищать отца до самого последнего. Так же как и делала твоя мать.

– Отец тоже защищал ее до последнего.

– Папина дочка? – смеется, утирая слезы, бабушка.

– Извините.

– С чего вдруг? Не извиняйся. И не говори мне «вы». Я твоя бабушка. Назовешь меня так?

– Да, – шепотом произношу я. Мое дыхание сбивается. – бабушка.

Я произнесла это. Теперь, моя семья уже не состоит из двух: меня и отца. Теперь, есть и бабушка.

– Отлично. Я так рада видеть тебя.

– Я боялась, что вы не захотите видеть меня.

– Ну что ты, дорогая! – гладит она меня по щеке. – Ты такая худенькая. В тебе лишь кожа и мышцы.

Я разглядываю бабушку, ища черты лица моей матери. Она делает тоже самое.

– А… где ваши дядя Оливер и тетя Ванесса? – вглядываюсь я внутрь дома. Дом отвечает мне тишиной.

– А они не живут здесь.

– Да? – я немного разочарована. – Жаль.

– Да, жаль. Просто, Оливер живет с семьей на другом конце улице, а Несс… она в центре.

– В центре?

Я мало знаю об устройстве гетто, но в курсе того, что центр – это место для привилегированных. Избранные. В центре же находится и здание управления с мэром во главе.

– Она, наверное, там живет с мужем?

– Нет. Несс не вышла замуж…

Бабушке явно не по себе от этой темы. Она теряется и отводит свои глаза. Я чувствую ее боль.