Сенокос
Гаджалим долго не мог прийти в себя от ярости, когда какой-то сопляк бросил ему вызов и поставил условия. Коса Гаджалима скользила по траве со свистом, и он после каждого взмаха шел на один шаг вперед. Разбираясь со своими мыслями, куда глубоко впутался сын Габиба, он то и дело останавливался, опираясь на косу и глядя на село.
– В чем дело, папа, ты устал? – спросил Хидир, приблизившись к нему и сделав последний взмах.
– Не могу успокоиться, – прошипел Гаджалим, мотнув головой. – Еще никто не позволил себе так поступить со мной – прийти ко мне домой и сказать: «Я украду твою дочь». – Хидир стоял с опущенной головой, не желая нарушить разговор отца с самим собой. – Ты хоть знаешь его, этого Джабраила?
– Да.
– И что ты можешь сказать о нем?
– Высокий парень с зелеными глазами…
– Подожди, подожди, – оборвал его отец. – Меня не интересует цвет его глаз. Ты мне скажи, что за семейство.
– Что он, что его отец – трудолюбивые, отзывчивые люди, – поведал Хидир, разжевывая длинный, свисшийся к подбородку стебель травы. – Еще, Джабраил с характером – никому не даст себя в обиду.
– Тогда, почему они такие бедные?
– Не знаю, папа, – признался Хидир. – Может, они просто невезучие. Недавно у них сгорел сарай, и им пришлось продать всю живность. К тому же, папа, богатство в таких делах – не главное. Бедность может подкрасться к любому дому.
– Хватит, хватит, – Гаджалим гневно остановил сына, подняв руку. – Уму-разуму меня учишь. Никто не сможет мне доказать, что бедность лучше, чем богатство.
– Я не это имею в виду, папа, – Хидир продолжал отстаивать свою точку зрения. – В обществе людей ценят не по количеству денег, а по их отношению к другим людям. Ну, например, возьмем Рамазана Гасанова, директора школы, который первым в селе получил высшее образование. Он, я бы не сказал, что богатый, но смотри, каким уважением пользуется в селе…
– Он стал твоим учителем, сынок? – с возмущением произнес Гаджалим. – Ты несешь какую-то галиматью. Речь идет о твоей сестре, о ее судьбе, а ты мне решил лекцию по нравственности прочитать. Завтра не получится так, что твоя сестра придет к нам с опущенной головой, жалуясь на трудности, связанные с бедностью? И тогда этот Керим из Ахты будет смеяться надо мной за непредусмотрительный шаг. Ты об этом не подумал. – По тону голоса было видно, что Гаджалим примерял Джабраила в качестве зятя и искал ему место в своем разбушевавшемся сердце.
– Я не знаю, – коротко ответил Хидир. – Этого никто не может знать. Джабраил, может, добьется большего, чем его отец. А решать, как поступить – тебе, папа, как главе семьи.
– Ты я вижу не против, – Гаджалим наконец поставил вопрос ребром.
– Нет, – ответил его взрослый сын, полностью отдавая себе отчет за судьбу сестры, зная хорошо своего друга по имени Джабраил.
День свадьбы
Пержиан в день свадьбы в нарядном платье, сшитом по линии талии с лифом, плотно облегающим фигуру и с нагрудником из дорогого бархата, увешанным серебром, выглядела необычно красиво. Отец стоял среди гостей в традиционной распашной черкеске белого цвета, изготовленной из верблюжьей шерсти. Черкеска была надета поверх бешмета с нагрудным разрезом. Отец в папахе выделялся среди всех высокой и строгой осанкой. Он больше молчал и был в гнетущем настроении. Пержиан хорошо запомнила эту папину парадную форму, потому что она за ней следила, перешивала пуговицы, меняла разрезы и манжеты, пришивала накладные карманы, а когда он несколько лет назад собрался на встречу в Ахтах с Нажмутдином Самурским, то попросил карманы убрать – мода быстро менялась.