Я потянулась, как кошка, изогнув больную поясницу. На самом деле я немного преувеличила – пятую точку отбила не так уж и сильно, но мы давно играли со Светой в игру: кто кого пережалобит.

– Так что в следующий раз я выберу Витю! Сама будешь с Мишей мучиться!

Витя – это второй конь Светы. На этот раз не мечта детства, а серьезное спортивное приобретение. Винтеркайзер – огромный добродушный голландский теплокровный мерин – был привезен Светой из Европы и являлся ее основной лошадью. Именно на нем она прыгала конкура и занимала призовые места, выезжая на соревнования высокого уровня.

– Неее, – протянула Света. – Мишка – твой. Ладно, я побежала, дел – умотаться.

– Давай, пока, – хихикнула я и посмотрела в зеркало, висящее на противоположной стене.

Да так и застыла – в отражении, привалившись к дверному косяку, стоял Воронцов. Смотрел на меня таким странным взглядом – смесь удивления, отвращения и неверия. Скривил губы с легким намеком на ухмылку, а глаза серьезные–серьезные.

Мамочки… а как давно он тут стоит? И главное, сколько он услышал? Ведь разговор двух женщин–конников – это вещь своеобразная. Непосвященным слышатся очень пошлые и непотребные вещи. И судя по начальнику, слышал он весь разговор.

– Кира, – и голос такой проникновенный. – Будьте добры, кофе в мой кабинет. И зайдите сами.

По ощущениям сердце опустилось в пятки. И стучит так гулко–гулко, часто–часто. По телу то ли жар расплылся, то ли холодок пробежал, а может все вместе и одновременно.

– Сейчас, Кирилл Романович, – сухо кивнула я, не разрывая контакта с глазами Воронцова в отражении.

Дождавшись моего кивка, начальник вернулся к себе. Что ты разволновалась, Кирочка, не съест же он тебя. В самом–то деле! Ну, услышал разговор. И что с того? Главное, чтобы сильно не придирался и зарплату платил исправно. А все остальное – мелочи, пережить можно. Встала, оправив брюки на бедрах. Может, снять галстук и подтяжки? Нет, плохая идея. Это будет означать, что я в курсе веселого вечера Воронцова. Попадет Лене за сплетни в офисе. А потому пришлось взять себя в руки.

Кофе–машина выделывалась. Кнопка, отвечающая за количество сахара, перестала срабатывать еще тогда, когда я делала напиток себе. И потому сейчас даже не обратила на нее внимания – все равно Воронцов его без сахара хлещет. Никогда не понимала, как так можно?

Минуты две стояла, держа кулачок практически в миллиметре от двери начальника. Не могла решиться.

– Ни пуха, ни пера, – тихонько прошептала себе под нос и сама же ответила: – К черту!

Тут–тук–тук. Кто там? Это я, почтальон Печкин. Всплывшие в памяти строчки прибавили уверенности.

Подождала несколько мгновений после стука и, нажав ручку, толкнула дверь. Та бесшумно распахнулась, явив мне Воронцова, присевшего на письменный стол и сложившего на груди руки. Начальник снова был в пиджаке. Нет, все–таки надо было оставить сей элегантный и приятно пахнущий предмет гардероба у себя. Замешкалась, чем вызвала неудовольствие шефа.

– Проходите, Кира. Я не кусаюсь, – недовольно закатил глаза Воронцов. – Вы что–то натворили?

Я тут же насупилась и переступила порог, позабыв о собственных сомнениях:

– Нет, с чего вы взяли?

– Так почему идете ко мне, как на эшафот?

– Я не… – вскинулась я.

– Нет, вы выглядите так, как будто я заставлю вас встать на колени, – Воронцов сделал легкую паузу, – и положить голову на пень.

– Зачем? – вылетело раньше, чем я смогла захлопнуть рот. Язык мой – враг мой.

– Чтобы я обезглавил вас, Кира. Это же эшафот.

Хуже того, что я не понимала, шутит он или нет – на лице нет ни намека на смех. Смотрит серьезно, словно действительно приговор выносит. И все–таки я была благодарна за то, что Воронцов умело отвлек меня от снедающих мыслей. Как будто чувствовал, что в голове у меня черт ногу сломит. Решительно подошла к рабочему столу и встала напротив мужчины.