Я столько лет жила с оглядкой на реакцию Данила, что перестала замечать, как замыкаюсь в себе. Потому что любой мой заинтересованный взгляд мог быть воспринят как повод для хорошей головомойки. Нет, не сразу, далеко не сразу мой любимый мужчина превратился в столь рьяного собственника. Сама виновата – сначала было приятно. До чертиков приятно. А какой женщине не льстит, когда мужчина, ее мужчина, провожает других парней, посмевших только на нее взглянуть, хищным, ненавидящим взором. Вот и я сначала таяла, улыбалась, видя такую реакцию. Мне льстило. Впрочем, как и льстит молодой девушке внимание противоположного пола. Вот только я не успела заметить, что этот хищный орлиный взгляд перекочевал с потенциальных соперников на меня.

Все друзья оказались позабыты – мне пришлось сделать выбор: они или Данил. И я, по уши влюбленная в сказочного принца, рядом с которым можно было ни о чем не волноваться, легко сделала этот выбор. Затем подверглись тщательному контролю странички в социальных сетях. Скажете: абсурд? Да как бы не так! Из двухсот контактов осталось тридцать: и то все девушки. Окончательной фазой помутнения рассудка стало вычитывание моих сообщений. И хуже всего то, что я сама разрешала я. А как не разрешить, если тебя обвиняют в том, что ты что–то скрываешь?

Нечего скрывать? Так докажи.

Поначалу я пыталась огрызаться, уверять, что ничего ужасного я подругам не пишу, о мужиках мы не разговариваем и вообще обсуждаем только важные темы. Только вот Данил был непреклонен: не нравятся мои условия, собирай вещи. А я… я так держалась за наш маленький мир, привычный, безопасный, комфортный, что не могла даже представить жизни без него. И он этим умело манипулировал.

Я не знаю, почему вечером, уходя с работы, предложила Лене подвезти ее до дома. Наверное, из–за того, что, медленно складывая вещи из кабинета Евгения Васильевича, напряженно думала, гоняя неприятные мысли. Как будто снова оказалась в золотой клетке. И поговорить–то было особо не с кем. Настасья уехала. А других людей, настолько близких, с кем я бы могла поделиться, не существовало.

Лена внимательно слушала, не перебивала, пока я, вцепившись в руль, рассказывала историю своей жизни. Милой невысокой шатенке с добрыми и ласковыми карими глазами, в которых проглядывали золотые искорки, хотелось доверять.

– Поэтому я не могу смотреть мужчинам в глаза, мне становится страшно. Страшно, что придет Данил и, опалив меня ледяным взглядом, процедит: «Собирай вещи и вали». А я бы спросила: «Почему?». Его ответ был не менее оригинальным: «Потому что тебе меня мало».

Мельком взглянула на затихшую шатенку. Заметив мой взгляд, Лена покачала головой:

– Кирюш, прости, но…

– Я ненормальная дура, – рассмеялась я. – Я знаю.

– Это, конечно, психологическая травма, и мне тебя искренне жаль. Но и ты сама виновата в токсичности этих отношений.

– Я знаю, – качнула головой. – И от того еще хуже. Иногда думаю – а что было бы, если я стойко держалась, когда он проверял границы дозволенного? Наверное, если бы сразу обсудили все вопросы и определили рамки, все могло бы сложиться по–другому.

– Нет, тут ты не права. Не могло. Как ты днем выразилась? Он хотел сделать из тебя идеальную жену? Вряд ли в это понятие вписывалась свобода женщины. И все равно. Столько лет! Да ты себя ведешь, как только поступившая в универ восемнадцатилетняя девчонка. Тебе же двадцать два, Кирюш! Очнись. И этот твой Данил больше не придет. Я вот только одного понять не могу: почему столько лет поощряла такое отношение? Почему не ушла?

– Любила, – скривила я губы. – И сейчас люблю. Наверное. Не знаю. Не помню, что такое любовь. А может любовь прошла через год, осталась только привычка. Не знаю, – ударила руками по рулю.