Марков успел застать Юльку в лекарне – жена охотника вяло собиралась домой, утомившись после тяжелого дня. В тот момент, когда зверолов вьюгой залетел в опустевший предбанник, супруга надевала шубу. Впервые увидев растерянные глаза мужа, Юлька ахнула. В двух словах объяснив ситуацию, Марков рванул обратно в морозную ночь. Ошарашенная женщина бросилась за супругом, успев прихватить лишь солевой раствор, приготовленный накануне Волчком, да недоделанный набор для оказания первой помощи в маленьком кожаном портфеле. Юля не знала, где Митрича застал недуг и в каком состоянии пребывает лесоруб. Но, подумав, решила бежать к хибаре лесоруба. Марков успел скрыться за силуэтами изб, и Юлька не могла ориентироваться на прыгающую спину «любимого мужа». Лекарша неслась к хибаре быстро, словно северный ветер придавал женщине скорости. Наконец, оказавшись на пороге дряхленького дома, женщина застала ужасное зрелище: на полу, посреди жуткого беспорядка, барахтался в луже розовой рвоты беспомощный старик. Лицо отравленного имело оттенок грязного снега, а на губах проступила пузырящаяся пена. Над потерпевшим склонился Марков, держа ему голову на боку.

– Сними ватник! – скомандовала супруга, сбрасывая на ходу шубу. – Мне нужны руки. Скорее!

Марков кивнул и принялся стягивать с неподъемного Митрича верхнее одеяние. Задача казалась непосильной – крепкий мужик бился в судорогах, и его грузное тело все время выскальзывало при попытке освободить кисти. Марков был напуган, но в этой ситуации радовало одно – растерянность Юли быстро сошла на нет. Сейчас от ее трезвой головы зависело многое – и жизнь старого друга, и долгожданные перемены в деревне. Ради этого руки врачевательницы перестали трястись, брови приняли привычное положение – нахмурились. Лекарша будто бы перенеслась обратно в кабинет отца и с холодным трезвым взглядом принялась помогать человеку, чьи идеи оказались губительны для него самого.

– Что он пил? – проговорила жена серьезным голосом, пока искала на оголившейся сырой руке спавшиеся жилы.

– Не знаю. Когда я пришел, они уже были пьяные.

– Господи, он же не один там сидел! – Юлька хлопнула себя по лбу.

– Бобриха. Это она сделала, – подытожил Марков печальную истину.

Юлька отослала Маркова за сивухой. Зверолов сперва удивился просьбе жены, ибо время на исходе, но потом понял, к чему вела мудрая лекарша. Офицер не раз видел, как солдатня травилась бабкиными наливками и чем дохтура-полевики поили ослепших ребятушек. Хорошее бухло быстро убивает внутри отравленного перебраженные яды. Отдав жене пузырь, из которого недавно пил, Марков отошел в сторону, дабы не мешать. Юлька старалась откачать лесоруба, чья жизнь неминуемо выплескивалась наружу вместе с водянистой слюной и кровавой рвотой. Чертово пойло, что бездумно потребили митричи, неимоверной силой выбивало душу здоровяка из грудной клетки, оставляя после себя лишь смертельную пустоту между ребер. Марков беспомощно смотрел на мучительную агонию и не верил, что лесоруб перестает сопротивляться. Старик уходил в тяжелых муках – лицо кричало болью, в которой слились страдание и нечеловеческий ужас перед ликом смерти. А ведь Митрич всегда казался таким живым и крепким, несмотря на солидный возраст. Черт, но даже былинные богатыри не могут воспротивиться беспринципной судьбе, когда та повелит отправиться к праотцам. Мечты Митрича о лучшей жизни в Речном мигом обратились в прах, и впредь только блеклые воспоминания изредка будут нашептывать Маркову помянуть Митрича на Мертвый день. Марков сжал губы, ибо знал, что лесоруба уже не спасти. Равнодушие одолело Маркова, и лишь Юлька, отчаянно вливавшая соль, до последнего надеялась вернуть мужика к свету. Она будто не замечала предсмертных мук, что раздирали лицо лесоруба, не слышала хруста костей и запаха опорожнившегося кишечника. Юлия слепо качала грудную клетку вверх-вниз, надеясь завести угасающий ритм некогда могучего сердца.