«Именно с такой внешностью очень хорошо быть разведчиком-нелегалом, – подумал Грачев. – А стал олигархом. Ну, ничего. Все еще поправимо ровно наоборот».

– Анатолий Львович, а что вы делали 19 августа 1991 года? – неожиданно спросил он, явно с иронией.

– Разве это имеет какое-то отношение к делу, Сергей Витальевич? – ответил Житников с некоторым недоумением. – И об этом писать?

– Нет, не нужно.

– Ясно. Просто ради паузы, так? Ну, давайте поговорим и об этом. Дайте-ка припомнить… Да на площади был, рядом с танком, на который Ельцин вскарабкался. Короче, в числе его ближайшего окружения. Точнее ничего припомнить не могу. Все были охвачены какой-то эйфорией. А это как в наркозе перед хирургической операцией.

– Очень образно выразились, по существу. Именно операции. По удалению мозга.

– Теперь-то я это понимаю. А тогда было одно чувство: торжество. Никто ведь не сказал бы, как Швондер в «Собачьем сердце»: это какой-то позор.

– Почему же? Говорили. И довольно многие. Может быть, даже больше половины. Но один лагерь в разделившейся стране не слышал другой. И не желал слышать. Хотите знать, что я сам обо всем этом думаю? Как убивали СССР? Как намеренно разваливали КГБ?

– Хочу, – с некоторым удивлением ответил Житников, отложив ручку.

– За годы своей службы я объездил многие регионы СССР. Знал, что происходит в национальных республиках и окраинах. Уже к концу восьмидесятых годов стал набирать обороты один из важнейших факторов задуманной перестройки – демонтаж советского народа. Само это понятие должно было исчезнуть из сознания общества. Особенно в других республиках СССР. Исподволь стала культивироваться мысль, что население СССР вообще не является народом. Под этим лозунгом националистические элиты, а точнее – «этнические предприниматели», создавали свой отдельный хаос в республиках, захватывая собственность своих же народов.

Как этому было противостоять, какими силами? Начиная с 1989 года, пресса так крушила правоохранительные органы, что, например, в московской прокуратуре за два месяца уволились почти все следователи. Не хотели работать в обстановке травли. А в газетах насаждали идею: «Лучше оставить на свободе десять преступников, чем посадить в тюрьму одного невиновного».

Я хорошо помню, как начиналась большая кровь в Средней Азии и на Кавказе. Ездил туда в командировки. Проводил расследования совместно со следователями по особо важным делам из МВД и Генеральной прокуратуры. Погромы армян в Сумгаите, резня в Ферганской долине, Баку и Тбилиси, а самое раннее – в Алма-Ате, 1986 год. Когда был снят Первый секретарь Казахской ССР, этнический казах Кунаев, а на его место, нарушая заведенную традицию, назначен русский Колбин. Это сразу же вызвало резкие столкновения в столице республики. Горбачев сделал это по глупости или намеренно?

– Не знаю, – ответил Житников. – Думаю, он сам не слишком-то понимал, куда ведет страну.

– Согласен. А гражданская война уже начиналась. Этническая, а это самая страшная. Бандформирования в Фергане стали вырезать турок-месхетинцев, сжигать их живьем, вспарывать животы, отрезать все, что можно отрезать. Поверьте, мне, взрослому человеку, старшему офицеру, видевшему в своей жизни много, невозможно это вспоминать.

Закалывали, как баранов, целые семьи, вместе с детьми и младенцами, насиловали девочек. Убивали открыто, демонстративно, словно проверяли: как отреагируют местные власти и в Москве? А те практически никак не реагировали. Косметически. Власть направила против вооруженных автоматами бандитов безоружных курсантов. Дескать, нельзя стрелять в граждан, у которых проснулось «демократическое национальное сознание».