После этого Овечкин вызывал к себе Колю, который невразумительно блеял, что эти деньги должны были пойти на зарплату предыдущей, разбежавшейся управляющей команде Спесивого и что-то он им якобы выплачивал. Цифры при этом не сходились в разы, и объяснить, почему Коля пытался скрыть, что должен получить с Косоротова ещё триста тысяч долларов, он не смог никак. Когда Костя сам в лоб спросил его об этом, Зуделкин покраснел, опустил глаза и промямлил, что он, мол, хотел сказать об этих деньгах, но почему-то не сказал, а почему – сам не знает.

Что там Овечкин докладывал Папароту о результатах расследования, Косте было неведомо. Ни Овечкин, ни сам Андрюша никогда больше к этой теме не возвращались. Так хороший парень Коля Зуделкин и остался в Костиной команде, то ли в качестве смотрящего от Папарота, то ли в качестве приживалки на Андрюшином содержании.

Ничего серьёзного, связанного с деньгами, Костя ему поручить не мог, но и уволить без санкций Папарота не мог, так как знал, что Коля как доверенное лицо фигурирует в качестве номинального совладельца или генерального директора в нескольких Андрюшиных конторах, в которых по каким-то причинам Андрюша сам светиться не мог. Оставалось только терпеть Колино присутствие, спихивать на него всякую ерунду вроде зарыбления пруда и стараться тратить на него как можно меньше времени, имея в виду его патологическую лень и вороватость.

На место уволенного с треском шманьковского агронома решили взять местного молодого парня Ваню Корнилова, который два года назад довольно успешно закончил Соколовский аграрный университет по специальности «растениеводство», получил диплом агронома, вернулся в родное село и с удивлением обнаружил, что его знания и молодой задор никому не нужны.

Проблема была в том, что у Вани была вредная привычка по любому вопросу иметь собственное мнение и высказывать его, к месту и не к месту. Шманьков таких людей не переваривал органически, поэтому агрономом Ваню не взял. Чтобы добыть себе пропитание, пришлось Ване идти к менту Славику в службу охраны, где он придуривался и спал на посту, пока Костя случайно не узнал о его агрономическом образовании и не услышал его тихое бормотание о том, что Шманьков и его дружок агроном не просто делали всё не так, а буквально издевались над агротехнологиями и просто над здравым смыслом.

Поговорив с Ваней и порасспросив о нём окружающих, Костя убедился, что парень он твёрдый и настойчивый, а полученные им в аграрном университете академические знания ещё не утонули и не растворились в дерьме отечественной сельскохозяйственной практики. Кроме того, Ваня был местный, следовательно не надо было заморачиваться с предоставлением ему жилья. Всё сошлось в одну точку, и Костя, прекратив искания, отвёл Ваню к Шманькову и жёстко, тоном, не терпящим возражений, сказал:

– Вот тебе новый главный агроном. Оформляй бумаги, и приступайте к работе.

Шманьков открыл рот, вытаращил глаза, но возразить не посмел.

Старинный знакомец Сергияна, отставной полковник Смирнюк, приехавший наконец на собеседование, Косте очень понравился. Звали его Александр Рафаилович, и производил он впечатление человека порядочного, достаточно жёсткого, с твёрдыми представлениями о дисциплине, порядке и своём личном достоинстве. Кроме того, выяснилось, что у Смирнюка после увольнения в запас был более чем двухлетний опыт управления довольно большим новым сельскохозяйственным предприятием в одной из соседних с Соколовской областей, включавшим в себя около пятидесяти тысяч гектаров пашни, используемой под зерновые, и какое-то молочное животноводство в полуразвалившихся коровниках со старой технологией содержания. Эти молочные фермы были убыточны, но их не могли ликвидировать, так как продолжение их существования было одним из условий, выставленных местным губернатором при продаже земли.