По словам герра Цана, Шахт прекрасно был осведомлен о дестабилизирующем и инфляционном давлении, которое оказывали на немецкую экономику его краткосрочные решения, касающиеся финансирования перевооружения. Ему было известно и о том, что, если промышленность не произведет как можно скорее товары, которые можно будет выставить на продажу в магазинах или экспортировать с целью привлечения иностранной валюты, Германия неотвратимо двинется к разрухе. Он обрисовал сложившееся положение в ноябре 1938 года: произнес речь, эхом повторяющую слова герра Цана касаемо того, что с увеличением денежного оборота германская экономика создавала спрос, которого не могла удовлетворить. В тот день Шахт пришел к следующему выводу: «Уровень жизни и объем производства оружия находятся сегодня в обратном соотношении»^>11.

Иоганн Цан рассказал о том, что к 1938 году неизбежность провала нацистской экономической политики понимал не только Шахт: «Все мы, в том числе и я сам, недооценивали то, к чему может привести государственная политика, направленная на замораживание заработной платы, валютный контроль и открытие концентрационных лагерей».

После того, как страна просуществовала на дефицитном финансировании несколько лет (взамен «первоначального вливания денег», которое одобрили бы опытные экономисты; в этом случае дефицитное финансирование служит лишь «первотолчком», выводящим экономику из застоя), Шахт, должно быть, задался следующим вопросом: как теперь вывести Германию из этого хаоса? Ответ был пугающе очевиден (во всяком случае, для герра Цана): «Однажды нацистский режим потерпит полный экономический крах, а Гитлер без лишних сантиментов решит, что чего нам не дали по собственной воле, то он возьмет сам, развязав войну. Так началась война, и так она была проиграна».

Документы свидетельствуют о том, что, хотя Гитлер и знал об экономических проблемах, возникших в результате финансирования перевооружения, в его глазах внутриполитические сложности меркли на фоне назревающих глобальных проблем во внешней политике, решить которые могла только политика перевооружения. В меморандуме, выпущенном в Берхтесгадене в 1936 году, Гитлер объявил: «Германия, как всегда, станет основным полем боя в борьбе западного мира с большевизмом. Для меня такое положение неприемлемо, это – непосильная ноша и серьезная преграда на пути развития нашей нации… Масштабы милитаризации нашего производства не могут быть слишком велики, а ее темпы будут только расти… Если мы не успеем как можно скорее поднять наши вооруженные силы до уровня величайшей армии в мире, если не успеем обучить войска и улучшить подготовку каждого солдата, под которой я понимаю как навыки обращения с оружием, так и прежде всего идейное воспитание, Германия потерпит поражение!» Гитлеру казалось нелепым заниматься маловажными экономическими заботами, когда требовалось вооружить страну ввиду ощутимой большевистской угрозы. «Именно поэтому все прочие стремления без исключения должны отходить на второй план на фоне нашей главной задачи [перевооружения]. Ибо здесь речь идет о жизни и о том, как уберечь жизнь, а все остальные «пожелания» – которые были бы вполне понятны, сложись обстоятельства иначе, – ничтожны и даже опасны, и потому надлежит их отвергнуть»^>12.

В то же время, когда Гитлер выпустил этот меморандум, предвосхищая внедрение «Четырехлетнего плана», он решил, что Шахта нужно отстранить «на обочину», поручив управление ускоренным производством вооружения кому-нибудь другому – кому-то, кто меньше интересуется тонкостями экономической теории и больше заботится о жесткой доктрине нацизма. Этим человеком стал Герман Геринг. В гитлеровском правительстве у Шахта больше не было будущего. В конце концов, он вышел в отставку и покинул пост министра экономики 26 ноября 1937 года.