В это же время глубоко на дне пролома Индрик мазал своей кровью на свежем саркофаге руны забвения.

– Хорошее место я тебе приискал, Стривер. Будет чем, потом похвастать! – зверь заливисто хохотнул и повернул голову вбок. Рядом стоял саркофаг раза в полтора больше и шире. Индрик приложил ладонь к поверхности камня. Она была на удивление теплой и вибрировала. Сквозь грубую кожу ладоней, зверь ощущал даже легкое покалывание от силы, что таилась внутри каменного склепа. – Полежи еще, брат. Совсем немного осталось, – произнес он оглядываясь. Вокруг по периметру округлой пещеры стояли тридцать каменных саркофагов, которые таили внутри себя сильнейших воинов Земли. С самого края стояли три еще незапечатанных пустых каменных гроба. Индрик опустил голову вниз и увидал меч, оброненный Стривером при падении. – Полежи еще. – Повторил зверь, беря в руки меч и двинулся в центр пещеры, где на огромном каменном постаменте прямоугольной формы покоился молочного цвета каменный диск – Алатырь. – А я пока Кащея разбужу! – и меч обрушился на камень…

04.05.2017 г.

Субботним июльским ранним утром в родовое поместье дворян Львовых, деревню Толстовку, бодро рысящая тройка гнедых внесла бричку, из которой сразу же раздался повелительный окрик:

– Тиш-ше, ты, черт тебя дери! Героев везешь, а не мешки с хламом! – и на довольно-таки пыльную дорогу спрыгнул, неловко припав на правую ногу, гусарский ротмистр в ментике Изюмского полка.

– Да как же, ваше сиятельство, – свесил тут же голову с козел рябой возница самого пройдошестого вида, – как же можно растрясти-то, ежели мне сами пять рублев сверху положили!

– Хм, – удивленно потянул тут же усами ротмистр, – пять рублей? Отчего же, братец, пять рублей? Почему не шесть, или весь червонный?

– Ну, это как ваше сиятельство положит! – развел руками в сторону возница и почесал себя кнутом по спине. – Могу и полсотни запросить за такой большой прогон, а только вы же первый меня порубать саблей своей изволите, как давеча грозились!

– Это ты точно! – тут же расхохотался в густые усы ротмистр и махнул рукой – не пять, а все шесть рублей сверху дам! Знай наших, черт рябой! – После чего развернувшись, ротмистр направился прямо к хозяйскому флигелю, представлявшему из себя довольно старый уже двухэтажный каменный дом с претензиями на античность в виде четырех облупившихся колонн с фронтоном и фамильным гербом. Из флигеля навстречу двигался пожилой старик в старомодном сюртуке бригадира времен еще, дай бог, молодости Потемкина и покорения Тавриды. Старик был хоть и порядком стар и лыс, но держался прямо, хотя временами и опирался на трость с серебряным набалдашником в виде орлиной головы.

– А что, батя, – весьма фамильярно обратился ротмистр к старику, – до самих Львовых добраться изволил или нет еще?

– Я тебе не батя, щенок! – тут же вспылил старик и, яростно блеснув глазами, ткнул тростью в сторону ворот усадьбы – Прочь! Пошел прочь, шут гороховый! Вести себя научись, сопляк, со старшими, прежде чем визиты наносить.

– Экий ты, батя, не сговорчивый! – ухмыльнулся, довольно фыркнув в усы, ротмистр при этом, не забыв поинтересоваться, – И героев войны даже вином не угостишь?

– Геро-ои! – едко протянул, сплюнув прямо под ноги гусару старик. – Сдали на разгром Москву и ходят теперь – грудь колесом. Ладно, хоть самому Наполеону сопли-то в Париже утерли, а то бы и на порог бы усадьбы не пустил. Позвал бы слуг, да так вжарили бы вам по спине с мушкетов, чтоб знали, как столицы свои сдавать.

– Ну и боевой же ты старикан! – упер руки в бока ротмистр и кивком головы указал вглубь брички. – Ясно в кого сын пошел. Не зря он о вас так отзывался.