Марья Михайловна в молодые годы работавшая уборщицей в ЦК КПСС, любила вспоминать: «Когда я работала в ЦК…». Слушавшие её в этот момент вздрагивали, про себя думая: «А не сошла ли старуха с ума». Так вот эта самая Марья Михайловна также о Тане упоминала: «Когда второй раз Суслова (Суслова – девичья фамилия Тани) выходила замуж, отец сказал, что свадебное платье покупать ей не будет». Мой начальник, старший инженер, Анатолий Васильевич, говорил о Тане: «Красивая бабенция, но слаба на передок». А голос его при этом дрожал. И на лице было выражение, схожее с той лисой из басни, которая не может достать виноград и поэтому называет его кислым. Чувствовалось, что не по зубам ему, выражаясь его же словами, эта «бабенция». «Красивая гордячка», – говорил про неё инженер, знаток женщин и любимец всей нашей группы подъёмных механизмов, шутник и балагур Александр Якимов, – «На всех смотрит свысока, никого вокруг себя не замечает». Короче говоря, я был о Татьяне наслышан и подготовлен к встрече с ней.

И вот Андрианова вышла из декретного отпуска.

У нас в Гохране есть длинный коридор, ведущий к столовой. Иду я на обед, а навстречу грациозно шагает девушка, которой раньше я не видел. И кроме нас никого.

Надо признать, что это была большая редкость, так как работников на предприятии тысячи. Сблизившись, мы замедлили шаг, мне даже показалось, на какое-то мгновение приостановились, посмотрели друг на друга оценивающе. И я почему-то сразу понял, что это именно она, Таня Андрианова, о которой мне так много говорили. Мы не поздоровались, так как были незнакомы. Но узнали друг друга. Именно узнали.

Вернувшись в мастерскую, я поинтересовался у диспетчера Марины Авдеевой, как выглядит Андрианова, о которой столько говорят: «Блондинка, носик вздернутый, глаза синие, платье брусничного цвета?». «Да, это она, Танька», – тихо, словно открывая мне какой-то секрет, ответила Авдеева, – «Она зайдет ко мне в гости, я тебя с ней познакомлю. Она тоже увлекается театром, как и ты». Так, собственно и получилось.

На следующий день к нам в мастерскую пришла Татьяна. Анатолий Васильевич покраснел, как помидор, смешно было на него смотреть. Андрианова, как мне показалось, принарядилась для такого случая. Пришла в брючном костюме песочного цвета, в зелёной шёлковой блузке. Когда глаза наши встретились, она не выдержала моего взгляда и отвернулась. На все шутки отвечала благосклонным смехом.

Говорили всё больше о пустом, но в каждом моём слове, обращённом к ней, звучал вопрос: «Можно?». И в каждом её смешке на мою шутку, в каждом её ответе я слышал: «Да».

Я был не слишком искушён в амурных делах, но понимал, что это именно так. С другой стороны, у Татьяны муж, которому тридцать лет. Он высок, красив, умен, силен. Парторг своего отдела. Душа компании, всеми уважаемый человек. Только что ребёнка от него родила. Может, я ошибаюсь в её благосклонности? Может, это всего-навсего обычная вежливость? Тут Андрианова мне сама помогла.

Она появилась у нас в мастерской и, улучив момент, когда Толя с Колей ушли в машинное помещение, а Марина Авдеева оставила нас на какое-то время, сказала: «Завтра в обед я могу прийти к тебе в гости и почитать свои стихи». Но не настолько же я кретин, чтобы не понимать таких намёков. Договорились встретиться в час дня на автобусной остановке у моего дома.

Вернулась Марина. Таня с нами попрощалась и ушла. Хладнокровию Татьяны можно было позавидовать.

На следующий день в обеденный перерыв я отпросился у Анатолия Васильевича домой. Меня отпустили. Встретились с Таней на остановке. Я привёл её домой. В моей комнате даже штор на окне не было. Не было замка на двери. Письменный стол, софа, разложенная и застеленная и три деревянных стула, стоявших вдоль стены.